Книга Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти - Майкл Муркок

– Отчего же Арабия? – Она жевала.

– Возмездие за убийство некоего лорда Ибрама – припоминаешь?

– Леди Мэри, получается, зарезала Ибрама? – Леди Рууни сотряслась. – Ох, сердечко мое!

– Рассказывают, что Ибрам любил ее и оскорбил ее: что она была отмщена, вероятно, сим безликим агентом Монфалькона, и, в свой черед, зарублена.

– Но где же агент?

– Мертв. Убит сарацинами.

– Ты уверен?

– Сие общеизвестно.

– И ныне братья Жакотты ищут мавра, соделавшего свое черное дело.

– По слухам, се лорд Шаарьяр, посол, временно возвратившийся на родину.

– Жакотты преследуют его и в Арабии?

– О сем они распространяться не стали бы. Но их семейство – из могущественнейших судовладельцев. У них много благородных родственников. Они располагают достаточным флотом, дабы грозить войной и не казаться блефующими.

– Они не станут действовать против интересов Королевы, конечно же? – Леди Рууни обнаружила, что все еще голодна, и дала слуге знак возвернуть поднос с жареным. Она смотрела, как его выкладывают на оловянную тарелку. – Жакотты славны преданностью.

– Намекают, что сами они полагают себя преданными Королевой.

– А Королева?

– Она полагает, что предала их, поскольку леди Мэри была под ее протекцией. Полагает, что предала доверие. И когда Жакотты укорили ее в том, что она покрывает убивца из политических соображений, она поклялась, что все не так, но в таком тоне, что Жакотты сочли сие лганьем. Ибо голос ее дрожал, понимаешь, любовь моя?

– Они посчитали сие за признание?

– Вестимо.

– Ах, бедная Королева. Будто и без того не подавило ее горе! – Леди Рууни грустно пережевывала картофель. – И ей совершенно неведомы ухищрения в части маскировки чувств, не считая собственного достоинства, а оно естественно. Не говорил ли Монфалькон с Жакоттами?

– Они ему не доверяют. Никогда не доверяли, ибо в эпоху Герна Монфалькон предал их дядю – к его погибели.

– Они опираются на прецеденты.

– В точности так. Старые счеты, изглаженные их отцом по воцарении Глорианы. Он хранил верность и жаждал будущего для дочерей. Одна вышла замуж удачно, за сира Амадиса Хлебороба, еще одна довольно удачно, за младого сира Лепсия Ли (что ранее был любовником Королевы), и все три были в немалом фаворе при Дворе. Посредством сего фавора сир Томас Жакотт умножил свои угодья и свои флоты, отплачивая Альбиону доброй службой, как поклялся бы любой. Однако ныне сыновья бранят сестер в лучшем случае отщепенками и, как я слыхал, по меньшей мере пять их судов уже переоснащены, сделавшись военными кораблями. Монфалькон, конечно же, исчерпал запасы терпения.

– Митра великий, Брамандиль, господин мой! Ты говоришь о гражданской войне? В Альбионе? При Королеве?

– Не о гражданской, ибо Жакоттов не поддержит никто. Однако кровавый бунт возмутит Державу и пошатнет веру простонародья. Если только Жакоттам не дозволят напасть на Арабию – что означает войну с одним из наших протекторатов, и притом с сильнейшим. Я говорю, в самом деле, о своего рода гражданской войне за границей, если Жакоттов не остановят.

– А сир Томашин Ффинн?

– Королева уплатила фактически выкуп за его вызволение. Она согласилась возместить стоимость кораблей, уничтоженных им в морском бою. По его возвращении Ее Величество, по меньшей мере, получит совет. И его не захватит безумие, обуявшее прочий Двор после убийства леди Мэри. Кроме того, он доставит сведения, разведанные в Арабии.

– Ты считаешь, любовь моя, что Арабия ответственна за убийство?

– Я считаю сие маловероятным. Лорд Шаарьяр всегда поражал меня практичностью.

– Выходит, некто трудится, ища столкнуть одних с другими? – Леди Рууни помрачнела, удивлена собственной догадкой. – Только сие и остается.

– В чьих интересах подобный раскол? – Лорд Рууни двинул корпусом и поднялся, расставив ноги, распрямился в зелено-красной своей униформе; медный нагрудник, казалось, вздымался вместе со вздымавшейся грудью. – Двор зависим от стабильности. Прошли дни Герна, когда преимуществ добивались убийством и вероломством. Ныне преимуществ добиваются служением, милостью и верностью.

– Какой-либо иностранный заговор?

– Мы чересчур склонны, – мудро молвил лорд Рууни, – винить в нашем смятении внешний источник. Я всегда с неохотой ищу виноватых среди чужеземцев, прежде чем уверюсь, что недуг – не туземного происхождения.

Супруга обняла его, ее великие перси захлестнули его доспех.

– Ты слишком праведен, дорогой мой. Слишком осторожен. Слишком добр для своего поста.

– Я защищаю Королеву.

– Притом стойко.

– Чтоб защитить ее, я должен взнуздать кошмарных кляч воображения, дабы те не понесли мои мысли прочь, куда глаза глядят, от моих простых обязанностей. Следовательно, я отвергаю умозрение. Как поступает и Монфалькон, хотя его задача труднее. Если Двор страдает от летнего безумия ощутимее, чем от иных безумий прошлого, моя задача – противопоставить ему здравый смысл.

Она поцеловала его.

– Но ты не стал бы возражать, если б я посетила наши владения, взяв с собою детей?

– Я думал о том же. Поезжай скорее.

Лорд Рууни поднял массивную голову, уставившись раздумчиво на блюдо с яблоками.

Глава Девятнадцатая,

В Коей Обсуждаются Дипломатические Вопросы и Разум Лорда Монфалькона Мрачится Пуще Прежнего

Игуаны и павлины наделяли летние лужайки Королевы своеобычной тропической аурой, шествуя и крадучись в траве, по цветочным клумбам и террасам ее садов. Чудное, кожаное амбре огромных переливчатых рептилий, привезенных в дар сиром Томом Ффинном и содержимых большую часть года в спячке подле отапливающих дворец печей, достигало ноздрей Глорианы через открытые окна, когда она изучала планы, что представил ей Марчилий Галлимари, Мастер Гуляний.

– То будет, как водится, яркое и изысканное устроение, Ваше Величество, – сообщал он ей азартно, – со всеми атрибутами наследственного Рыцарства. В большом внутреннем дворе, дабы напомнить людям об их жребии. С вами в качестве Королевы Урганды, посетившей Сшибку…

Она вздохнула.

– Планы видятся хитроумнейше замысленными, мастер Галлимари. – Глориана откинулась на спинку кушетки и поднесла истомительный веер ближе к лицу. Она была облачена в светлый лен, муслин, кружево и шелк, на огненной голове ее помещался скромный кружевной чепец. – Я заверяю вас в их одобрении.

– Я испрошу мастера Уэлдрейка сочинить несколько стихов – ведь тема столь мила его сердцу.

– Стихи? Разумеется. И надлежит заказать пару строк, самое меньшее, мастеру Уоллису, иначе он оскорбится.