Книга Кремль-1953. Борьба за власть со смертельным исходом - Леонид Млечин

Курчатов доходчиво объяснил Лаврентию Павловичу:

— Если их запретят, то и атомной бомбы не будет.

Берия, который понимал, что его ждет, если бомбы не получится, бросился к Сталину. Для Сталина бомба была важнее идеологии. Совещание отменили.

В конце марта 1949 года министр Кафтанов отправил в ЦК записку «О крупных недостатках в подготовке кадров физиков и о мерах по их устранению». И приложил к ней списки преподавателей физики с указанием национальности — как будто именно анкетные данные определяли способность понимать современную физику и обучать студентов. Но в порядке исключения физиков не тронули как «полезных для государства».

9 апреля 1949 года секретариат ЦК принял постановление: «Во изменение постановления ЦК ВКП(б) от 31 января 1949 года отложить созыв Всесоюзного совещания заведующих кафедрами физики высших учебных заведений и научных работников Отделения физико-математических наук Академии наук СССР ввиду неподготовленности этого совещания».

Но дремучее и агрессивное отношение к современной физике и физикам-теоретикам сохранялось. 13 июля 1949 года отдел пропаганды и агитации ЦК сигнализировал своему куратору Суслову:

«Сегодня на Всесоюзном совещании заведующих кафедрами марксизма-ленинизма и философии должен быть прочитан доклад президента Академии наук СССР С.И. Вавилова «Современная физика и буржуазная идеалистическая философия. Текст доклада, представленный в отдел вчера, имеет ряд серьезных недостатков, без устранения которых доклад прочитан быть не может.

Тов. Вавилов проводит мысль, что при изучении микроявлений не могут быть применены даже наиболее широкие и общие законы физики. Он говорит о неприменимости понятий обыденной жизни в атомной физике, получается, что в новой физике должны быть отброшены и такие неотъемлемые атрибуты материи, как пространство и время.

Тов. Вавилов ни словом не упоминает о решениях ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам, о роли большевистской партии в деле идейного вооружения советских физиков. Он приходит к неверному выводу о том, что идеологические основы советской физики не являются передовыми в физике всего мира. Он ставит вопрос о необходимости «печатать, обсуждать иностранную физико-философскую литературу», умалчивая о задаче создания работ по физике, проникнутых духом боевой партийности.

Считаем необходимым:

а) Чтение доклада т. Вавилова отложить.

б) Поручить министру высшего образования т. Кафтанову совместно с т. Вавиловым устранить недостатки доклада и представить в Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) исправленный текст».

Открытие теории относительности и квантовой механики изменило не только саму физику. Разрушилось привычное представление о природе, которое формировалось классической физикой. Конечно, теоретическая физика оставалась недоступна людям, не имевшим серьезных познаний в современной математике. Агитпроповские догматики не желали соглашаться с тем, что наука развивается стремительно, и продолжали возмущаться такими выдающимися учеными, как Вавилов, которые оперировали понятиями современной физики.

В июне 1952 года в газете «Красный флот» (орган Военно-морского министерства), появилась еще более громкая статья члена-корреспондента Александра Максимова «Против реакционного эйнштейнианства в физике».

Академик Владимир Фок обратился к Маленкову: «Эта статья может нанести серьезный вред развитию советской науки и техники и воспитанию нашей молодежи, так как совершенно искажает и даже отрицает ту физическую теорию, на базе которой развивается вся современная физика, в том числе ядерная и атомная физика».

После смерти Сталина, опалы «народного академика» Лысенко, реабилитации кибернетики открытые нападки на теорию относительности Альберта Эйнштейна и квантовую механику прекратились. Но все эти люди остались при должностях. Возглавляли кафедры в высших учебных заведениях, редактировали научные журналы, руководили научными издательствами и научно-исследовательскими институтами. Подготовивший совещание физиков замминистра Топчиев стал главным ученым секретарем Академии наук, человеком, определявшим повседневную жизнь научного сообщества страны. «Выглядел Александр Васильевич внушительно, — вспоминал его подчиненный, — мощная фигура, крупное лицо с густыми черными бровями, пышная шевелюра, проницательные темные глаза. В его чертах сквозило нечто татаро-монгольское».

Целые поколения научной молодежи ходили к ним на лекции, трудились под их руководством в НИИ. Не этим ли объясняется то, что, когда старое поколение физиков ушло, таких открытий и достижений отечественная наука уже не знала? Погром фундаментальной науки в последние сталинские годы определил состояние научной жизни страны на целые десятилетия.

Это были худшие времена для отечественной науки.

Сложность работы над водородной бомбой состояла еще и в том, что гигантские температуры, которые возникают при термоядерных реакциях, исключали эксперименты. А как же проверить, правильным ли путем идут физики? На помощь призвали математиков. Они заменили эксперименты расчетами. «В разработке столь сложных систем особенно велика роль математических расчетов», — писал в секретном отчете отец водородной бомбы академик Андрей Дмитриевич Сахаров.

Физики удивлялись, как молодые математики за два года справились с огромным объемом вычислений, описывая в цифрах то, что должно произойти внутри ядерного взрывного устройства. Это был титанический труд. В Соединенных Штатах уже вовсю пользовались первыми компьютерами. В Советском Союзе кибернетику запретили как буржуазную псевдонауку, поэтому основные расчеты делались на бумаге. Запрет кибернетики предопределил безнадежное отставание страны в компьютерной технике. Все, чем мы пользуемся с утра до вечера, все, без чего современная жизнь представляется невозможным, — иностранного производства.

Интеллектуальное пространство жизни сузилось до невозможности. Масштабы невосстановимого ущерба, нанесенного русской науке кампаниями ненависти, невероятны. А как пострадала обороноспособность страны!

Все это вело к оскудению духовной жизни. Вместо творческих дискуссий и обсуждений по существу реальных проблем — споры начетчиков, соревновавшихся в подборе цитат классиков марксизма.

«Маркс говорил по такому-то вопросу одно; «поздний» Энгельс — другое; Ленин — третье, — вспоминал Георгий Валентинович Шумейко, много лет проработавший в ЦК. — Это часто вызывало тупиковое состояние… Письма растерянного интеллектуала в идеологический аппарат ЦК отражали человеческую боль и надежду получить какое-нибудь разъяснение… В толще политизированной интеллигенции, партийной и беспартийной, била ключом инициатива сотворения мифов, легенд о бессмертии Сталина и его гениальных идей».

На Старую площадь пошли критические отзывы о лекциях Емельяна Михайловича Ярославского, бывшего крупного партийного работника, а тогда руководителя лекторской группы ЦК, члена редколлегии «Правды» и академика. Бдительные начетчики сигнализировали о том, что лекции по истории партии он читает по старинке, и от него требовали строго следовать не только духу, но и букве утвержденного Сталиным «Краткого курса истории ВКП(б)».