Книга Не хочу быть полководцем - Валерий Елманов

Вообще-то затея была рискованная. Никто не возражал, потому что поначалу даже не поняли, зачем он нас остановил, едва вдали показались огненные точки костров. Остановил и, спрыгнув со своего коня, припал ухом к земле. Слушал Балашка недолго, с минуту, после чего еще раз огляделся по сторонам, зачем-то загибая пальцы на левой руке, затем на правой, вновь на левой, при этом беззвучно шевеля губами. Что считает парень – загадка, зачем мы тут стоим, когда нам осталось всего ничего, – еще более непонятно. Но он – старший, так что ждали и помалкивали.

– Вон там поедем, – негромко сказал Балашка, указывая на лощинку между двумя небольшими холмиками. – А потом вправо свернем.

– Стан-то по левую руку от нас, – возразил Пантелеймон.

– По левую, – согласился Балашка. – А мы поначалу пойдем вправо. Ништо, не заплутаем. Вы токмо за мной держитесь. И копыта у коней замотать надобно.

Это уж и вовсе не лезло ни в какие ворота. Я начал догадываться, да и другие, думаю, тоже, и даже еще раньше меня, но возразить отважился только Пантелеймон:

– Перебьют нас всех сослепу, тем и закончится.

– Чай, узрят, что не татары пред ними, – отмахнулся Балашка и принялся помогать мне закутывать конские ноги. – Ну что, фрязин, пройдем? – весело спросил он, когда мы управились.

Я неопределенно пожал плечами:

– Как повезет.

– В битве на везение не уповают, – поучительно заметил Балашка и легко, даже не касаясь стремени, птицей взлетел в седло. – Ну, с богом.

Нас окликнули только раз, да и то, когда мы были уже возле первых костров.

– Свои, – нахально ответил Балашка, даже не попытавшись ускорить ход коня.

– Кто свои? – негодующе переспросил какой-то ратник.

– Ослеп, что ли?! Зенки продери, вот и углядишь! – огрызнулся Балашка и, не удержавшись, озорно добавил: – Земщина в гости прикатила поглядеть, как вы тута воюете… с салом.

– Да ты на себя допрежь поглянь! – возмутился тот, после чего до него дошел весь смысл сказанного, и он взвыл: – Хто-о-о?!

Но мы были уже возле настежь распахнутых ворот треугольного серпуховского кремля. Честно говоря, не знаю, чем бы в конечном счете закончилась наша затея, потому что сзади уже бежали с саблями наголо, угрожающе завозились у костров сбоку, но бог миловал, и мы нос к носу столкнулись с небольшой группой всадников, во главе которой на белогривом коне я увидел царя.

Едва Балашка сообщил Иоанну тревожные новости, стан загудел еще пуще – народ откровенно запаниковал. Было с чего: оказывается, татары почти под боком, а сил у самого царя немного, всего-то несколько тысяч.

Но по-настоящему парень удивил меня в конце, когда в ответ на очередные попреки царя в измене и ехидное замечание о том, что земщина могла бы прислать гонца поопытнее да породовитее, он внезапно выпрямился, вытянувшись в струнку – не иначе комплексовал из-за небольшого росточка, – и звонким голосом отчеканил:

– Что до моего опыта, государь, то он и впрямь невелик, однако ж поболе, нежели у твоих молодцов, кои мой десяток проворонили. Хорошо, что мы свои, а что было б, коль на нашем месте татаровье оказалось?

Царь помрачнел, очевидно представив, что было бы, а Балашка, гордо выпятив грудь, продолжил:

– И твой пращур, великий князь Дмитрий Иванович по прозвищу Донской, стоя на Куликовом поле, на родовитость моего пращура, Дмитрия Михайловича, не глядел, а воев ему доверил.

Иоанн Васильевич засопел и зло ответил:

– Много там Дмитриев Михалычей было, на Куликовом поле. Всех не упомнить. А Донской – один.

– Один, – согласно кивнул Балашка. – А Дмитриев Михалычей и впрямь много. Токмо пращур мой, Боброк-Волынец, тоже один был.

Царь побагровел – а может, мне это показалось из-за неровного пламени факелов, освещавших его лицо, – недобро прищурился, некоторое время пристально вглядывался в веснушчатое лицо, после чего угрожающе пообещал:

– Я запомню тебя, бойкий. Ты от кого род свой ведешь?

– Батюшку покойного Григорием сыном Савельевым кликали, – не смутился парень. – Прадеда Игнатием окрестили, он Семенов сын, ну а дед Семен… – Он недоговорил, широко разведя руками – мол, сам знаешь.

– Стало быть, ты из седьмого колена, – задумчиво протянул царь. – То славно. А я, ежели от Дмитрия нить тянуть, из шестого. Только у меня чтой-то не видать Боброков. У тебя, часом, стрыев там нет? А то, можа, подкинул бы на разживу.

Стоящие подле царя угодливо засмеялись незатейливой государевой шутке. Годунов, которого я приметил поблизости от царя, тоже усмехнулся, но сдержанно. Балашка не улыбался.

– Два моих стрыя за Русь голову сложили, – печально заметил он. – И батюшка тож. Один токмо Русин и остался. А так из родичей и еще двое имеются – Яковец Крюк да дальний совсем, боярин Михайла Иваныч Вороной-Волынский. Токмо он от младшего сына Давида корень ведет, а мы все от старшего, от Бориса.

– Вот яко внучата честь своих дедов блюдут, – поучительно заметил царь, поворачиваясь к своему окружению, и распорядился: – С собой молодцев возьмем.

Гнев его, судя по лицу, пропал, и он вновь обрел благодушное настроение.

Как ни странно, приказ сопровождать государя, то есть находиться в его свите, не вызвал у наших ратников ни особой радости, ни энтузиазма. И снова Балашка не смолчал:

– Полки твоего повеления ждут, царь-батюшка…

– Повеления, – проворчал Иоанн. – Без моего повеления шагу ступить не могут. Нешто самим не ясно? Коль проворонили басурман, так пусть догоняют. Ладно, отряди пяток своих, да завтра поутру этих заблудших овец…

– Ныне, государь, – смело поправил Балашка. – Ныне их отправлять надобно.

Царь раздраженно посмотрел на дерзкого воина, осмелившегося его перебить, и я заметил, как его правая рука, пока еще нерешительно и медленно, потянулась в сторону рукояти сабли.

«Ну все, – уныло подумал я. – Сейчас кое-кому подрежут крылья, а следом, как на птичьем дворе, полетят головы. А жаль. Парень-то хороший».

И я ляпнул:

– Он это к тому, царь-батюшка, что у заблудших овец завсегда бараны в вожаках ходят, потому они и заблудшие, без твоего повеления сызнова не туда зайти могут.

Иоанн перевел мрачный взгляд на меня.

«А вот теперь тебе точно конец», – сказал Чапаеву внутренний голос.

«Интересно, сразу пришибет, чтоб не мучился, или?.. – подумалось мне. – Наверное, сразу, палачей-то у него здесь нет. Или прихватил? И кой черт тебя за язык дергал? А откуда мне было знать, что у него напряженка с юмором!» – огрызнулся я, с тоской замечая, что царское окружение тоже тянется к оружию, уже чувствуя, куда клонится дело.

Самому мне за саблю хвататься бесполезно. Все равно выхватить не успеть. Да и нельзя. Мало того что весь десяток порубят, так еще и гонца забудут послать.