Книга Ничего личного - Татьяна Корсакова

Многие ли знали? Свое интересное положение Катя не афишировала, но имеющий глаза да увидит. У малыша на открытке глаз не было… Если это чья-то шутка, то слишком уж жестокая. Про то, что шутка может оказаться еще и опасной, Катя запретила себе думать. Открытку она хотела выбросить, но в последний момент передумала, сунула в сумочку. Рассказывать о случившемся никому не стала. Один раз – это еще не система.

Оказалось – система. С тех пор жуткие открытки приходили регулярно. Изуродованные младенцы, беременные женщины с дырами вместо животов…

А потом ей позвонили.

– Ты скоро сдохнешь, – сказал механический бесполый голос, и в трубке послышались гудки отбоя.

Катя не хотела умирать и не хотела терять своего ребенка, но и рассказывать об угрозах Андрею тоже не хотела. Испугалась, что в попытке защитить ее и малыша он может прибегнуть к крайним мерам и в лучшем случае посадить ее под замок. Для ее же блага, до выяснения обстоятельств.

А обстоятельства – Катя почти не сомневалась – были связаны с ее специфической работой.

Именно поэтому Катя начала с личных дел тех своих пациентов, которые могли затаить на нее обиду или злость и имели возможность отомстить. Таких было четверо, но их причастность к происходящему вызывала у нее большие сомнения. Профессиональное чутье вдруг развернулось на сто восемьдесят градусов и теперь нашептывало, что она не там ищет. А здравый смысл и вовсе говорил, что угрозы – ерунда, ее просто стараются вывести из душевного равновесия. Хотели бы реально навредить, уже давно навредили бы.

Но открытки приходили, а звонки на мобильный продолжались. И душевные силы таяли, а с ними и силы физические. Когда очередное УЗИ показало угрозу прерывания беременности, Катя рассказала все Андрею.

Лучше бы не рассказывала. Потому что в таком бешенстве она не видела его даже в день их свадьбы, а это был не самый светлый день в их жизни. Только тогда Андрей не особо сдерживался, а сейчас пытался изо всех сил. Вот только получалось у него плохо, и он срывался то на крик, то на приглушенный шепот, через каждые пять минут спрашивал, как она себя чувствует, и порывался звонить в «Скорую», но в итоге позвонил Семе.

Сема не орал и не убивался из-за подорванного Катиного здоровья, он, не перебивая, выслушал ее рассказ, забрал открытки и мобильный и ушел, не прощаясь.

– Пошел работать, – сказал Андрей, а потом бережно погладил Катин живот и добавил: – А мы едем в больницу сохраняться.

Катя не стала спорить. Сохраняться так сохраняться. В этот момент ей показалось, что с плеч ее упал огромный груз, и дышать стало легче, поясница перестала ныть. И даже когда Андрей сказал, что нельзя быть такой дурой, она не обиделась. Сказать ведь можно по-разному. У него получилось нежно и лишь самую малость сердито.

«Сохраняли» ее в чудесных, даже эксклюзивных условиях. Катя и представить себе не могла, что такое бывает. То есть представить, конечно, могла, но вот лично не сталкивалась. Ее регулярно навещали Лиза с Дениской. Однажды приехал Сергей Алексеевич, привез две корзины, одну полную цветов, вторую – фруктов, поинтересовался самочувствием, пожелал скорейшего выздоровления. При этом смотрел он на Катю так, что сразу становилось ясно, скорейшее выздоровление – это ее единственная и первоочередная задача, ничего другого от нее не ждут и не требуют. Она должна выносить и родить здорового ребенка. Это было нормально. Наверное. Но после того визита Катя стала чуть лучше понимать Андрея и его вечную конфронтацию с дедом. Постоянная необходимость соответствовать утомляла и не добавляла уверенности в себе.

Андрей навещал ее по утрам и вечерам. Иногда, если получалось, заскакивал посреди дня. Однажды с ним приехал Егор Силантьев. Вместо традиционных цветов и фруктов Егор подарил Кате плюшевого медведя и компакт-диск с колыбельными. Это было трогательно, это не налагало на Катю никаких обязательств. С Егором ей не нужно было быть ни хорошей невесткой, ни примерной женой, ни самоотверженной матерью.

Сема явился на второй день, пришел под вечер вместе с Андреем. Лицо его выглядело мрачным, и в мрачности этой он казался очень опасным человеком.

– Ничего, – сказал он, аккуратно присаживаясь на стул для гостей, слишком хрупкий для комплекции Андреева друга. – Никаких следов гад не оставил.

– А телефон? – спросила Катя.

– Он звонил из таксофонов, каждый раз разных. Выбирал такие места, где нет уличных камер наблюдения, чтобы не засветиться.

– Он?

– По голосу не понять. Явно компьютерно обработанная запись. Но он перестал звонить сразу, как только твой телефон оказался у меня.

– Катя, я хотел спросить о твоей работе, – вклинился в разговор Андрей. – Это не может быть кто-то из тех… – Он поморщился. – Уродов?

– Я тоже так подумала. – Она покачала головой. – Но те, кто по-настоящему опасен, изолированы. Остальные либо опасности не представляют, либо их профиль не совпадает.

– Профиль… – Андрей хмыкнул.

– Люди с проблемами с психикой действуют по ясным и четким для них правилам. То, что происходит сейчас, в схему не укладывается. Это кто-то со стороны. И мне кажется, этот кто-то не опасен. Все это как-то… по-бабьи.

– Если это и баба, – усмехнулся Сема, – то баба очень неглупая, раз сумела обойти камеры наблюдения и не попасться. Эх, Катя, сказала бы ты нам раньше, не занималась бы самодеятельностью. – Он посмотрел на нее с легким укором, а потом, точно испугавшись, что она может обидеться или расстроиться, добавил: – Но ты не бойся, Кать! Мы этого гада все равно вычислим. И когда вычислим, мало ему не покажется.

Она и не боялась. Сейчас под опекой Семы и Андрея Катя чувствовала себя спокойной, а случившееся воспринимала именно как дурную шутку.

В день выписки из больницы за ней приехал Андрей.

– Готова? – спросил не слишком приветливо и, не дожидаясь ответа, принялся грузить ее вещи в спортивную сумку, а когда закончил, сказал: – Ну, тогда поехали!

Вот только привез он ее не в их с Лизой квартиру, а к себе.

– Вот так, – сказал Андрей, помогая Кате выбраться из джипа и старательно отводя взгляд.

– Как? – спросила она, пытаясь этот взгляд поймать.

– Так мне будет спокойнее. И вообще… – Он помолчал, посопел сердито и добавил: – Мы с тобой семья, Катя. А если семья, то и жить должны вместе.

– Раз должны, значит, будем. – Она бы и под пытками не призналась, как обрадовалась этим его словам. И пусть «должны» и «хотим» – это совершенно разные вещи, все равно хорошо, спокойно.

– Твои вещи я уже перевез. – В его голосе послышалось облегчение, наверное, боялся, что она может заупрямиться. Закатить скандал. А беременным ведь нельзя волноваться. – Мне Лиза помогла собраться. Все самое необходимое на первое время я взял, а остальное потом купим. Ты скажешь, что тебе нужно, и купим.

– Андрей. – Катя дотронулась до его руки, и он замолчал, замер настороженно. – Но на работу я все равно буду ходить. До декретного.