Книга Запретные страсти великих князей - Михаил Пазин

При этом все замечали, что у Александра II впали щеки, согнулась спина, стали дрожать руки; он часто задыхался. Молодая любовница отбирала у него все силы. Но сам он считал, что, напротив, княжна Долгорукая – единственное существо, которое любит его по-настоящему и поддерживает в нем нравственные силы. Ему казалось, что все вокруг не понимают его, и понимает только она одна. И еще: тяга к Екатерине Долгорукой у него носила какой-то нездоровый, патологический характер. После революции 1917 года в кабинете царя нашли альбом эротических рисунков, профессионально сделанных Александром II. Моделью для них служила сама Екатерина Долгорукая. Более того: недавно на аукционе «Сотбис» в Париже были проданы за 11 тысяч долларов 9 интимных писем, которыми обменивались император и его любовница Долгорукая. В них шла речь об интимных утехах, которым предавались любовники и для которых Катерина придумала специально французское слово «bingerle». Некоторые письма были очень откровенными. Исходя из их текста и рисунков, следует считать Александра II эротоманом.

В то время как император предавался любовным утехам с Долгорукой, его жена умирала. К 1880 году Мария Александровна превратилась в собственную тень, или, как деликатно выражались придворные, «стала воздушной». Она вставала с постели только затем, чтобы совершить утренний туалет и помолиться и изредка выходила к обеду в кругу семьи. Порой к больной приходил император. Она ни в чем его не упрекала и ни на что не жаловалась. Он чувствовал себя неловко – на минуту присаживался на краешек стула, говорил какие-то ничего не значащие слова, гладил руку и на прощание целовал в мертвенно-бледную щеку. «Не упоминай мне про императрицу, – говорил он верному Лорис-Меликову, – мне это так больно».

В феврале указанного года у нее случился очередной приступ болезни, который был так силен, что императрица впала в летаргическое состояние и даже не слышала взрыва в Зимнем дворце, произведенного террористом Халтуриным. В мае 1880 она скончалась. «Последний месяц больная почти все время находилась в полузабытьи и умерла так незаметно, что не успели позвать даже близких, чтобы проститься с нею», – писал современник. Все про нее просто забыли. «Она умирала в Зимнем дворце в полном забвении. Хорошо известный врач, теперь уже умерший, говорил своим друзьям, что он, посторонний человек, был возмущен пренебрежением к императрице во время ее болезни. Придворные дамы, кроме двух статс-дам, глубоко преданных императрице, покинули ее, и весь придворный мир, зная, что того требует сам император, заискивали перед Долгорукой». Во время похорон царедворцы заметили, что среди присутствующих не было Екатерины Долгорукой, хотя она, как фрейлина императрицы, должна была провожать ее в последний путь. Государыне было 66 лет.

Итак, Марию Александровну похоронили, и родственники царя, хоть и ворчали, но уже почти смирились с присутствием Юрьевской за своим столом, однако Александр II на этом не успокоился. Он решил узаконить свои отношения с ней. Вот тогда-то среди Романовых началась настоящая паника.

А что, собственно, заставляло так нервничать родню царя? Почему она сочла складывающуюся ситуацию неприемлемой? Ведь адюльтеры, скажем, Александра I и Николая I ни для кого секретом не были и не вызывали столь бурной реакции? Надо отметить, что сам Александр II до средины 1860-х годов придерживался традиционных взглядов на проблему личной жизни членов царствующей фамилии. В 1865 году он говорил, например, наследнику: «…запомни хорошенько, что я тебе скажу: когда ты будешь призван на царствование, ни в коем случае не давай разрешения на морганатические браки в твоей семье – это расшатывает трон». Чуть позже, когда его братья Константин и Николай Николаевичи вступили в семейные связи с актрисами, чем разрушили законные браки, Александр II негодовал: «Как? Незаконные связи, внебрачные дети в нашей семье?..» А потом сам же и нарушил эти установки! Прежние высказывания оборачивались против него самого. Императорская семья были в ужасе не от самого факта интрижки Александра II с Долгорукой (это – сколько угодно), а из страха перед введением в царскую семью незаконнорожденных детей, в частности, сына Георгия, который мог претендовать на престол. Этим создавалась совсем иная династическая ситуация; в любой момент она могла опрокинуть дом Романовых. Ведь став наследником своего отца, Георгий Александрович стал бы и новым царем! Тогда страной бы правила уже династия Долгоруких, а не Романовых! Вот где была собака зарыта! А Романовым это было надо? Без боя, только в силу прихоти Александра II, сдать свое почти 300-летнее правление? Не бывать этому! И семейство Романовых обрушило всю силу ненависти на бедную Катерину, о чем мы уже писали выше. С царем на эту тему спорить было бесполезно. Даже всесильный шеф жандармов П. А. Шувалов не удержался на своем посту. Когда он позволил себе сказать, что его обожаемый монарх находится под влиянием Долгорукой, и пообещать: «Я сокрушу эту девчонку!», то сразу же был снят со всех постов и отправлен послом в Лондон.

Как известно, дыма без огня не бывает, и кое в чем Шувалов оказался прав. Александр II действительно пытался ознакомить Долгорукую с механизмом управления империей. Начиная с конца 1870-х годов ни одного серьезного решения без совета с Катериной он не принимал. А могла ли она, эта девчушка, давать дельные советы императору? Конечно, не могла, просто Александру II нужен был внимательный слушатель, сопереживавший его трудам и заботам.

С приближением сороковин со дня смерти своей законной супруги, императрицы Марии Александровны, Александр II стал все настойчивее говорить о возможности его официальной женитьбы на Долгорукой, то бишь, уже светлейшей княгине Юрьевской. Всех, к кому он обращался, подобное его намерение повергало в состояние шока. На просьбы родственников не делать этого рокового шага царь отвечал, что волен распоряжаться своей судьбой как пожелает, тем более, что жениться на Долгорукой ему велит чувство долга перед нею и их общими детьми.

Госсекретарь Е. А. Перетц не сомневался, что на этот шаг его сподвигла Екатерина; но и сам царь был готов к этому, однажды дав ей слово. А дело было так. Летом 1880 года, накануне традиционного отъезда Александра II на отдых в Ливадию, зашла речь о возможном покушении на него террористов. И эти опасения не были напрасны – в 1878—1879 годах народовольцы четыре раза пытались взорвать поезд с императором; в апреле 1879 года его гонял, как зайца по Дворцовой площади, террорист Соловьев, а в феврале 1880 года Степан Халтурин устроил взрыв в Зимнем дворце. В этот момент Екатерина Долгорукая бросилась императору в ноги, умоляя взять ее с собой, чтобы в случае чего погибнуть вместе. Была ли это поза с ее стороны, неизвестно, но Александр II был тронут этим порывом. Опасаясь, что Катерина с детьми в случае его гибели останется ни с чем, он решился на брак.

В июле 1880 года (а перед тем была еще одна попытка террористов заложить мину под Каменный мост) царь вызвал к себе министра Двора графа В. Ф. Адлерберга и не слишком твердым голосом объявил, что хочет обвенчаться с княгиней Юрьевской. Формально препятствий к этому браку не было: жених был вдов и невеста была свободна – но по династическим соображениям это было совершенно недопустимо. Министр Двора знал об амурных отношениях императора с Долгорукой, так как все деньги, которые тратил на нее самодержец, проходили по его ведомству (никакой утечки информации он никогда не допускал – а как бы за это зацепилась оппозиция!), но даже он был ошарашен решением Александра II. Адлерберг стал отговаривать императора от рокового шага, пытаясь втолковать ему, что это будет ударом по престижу царской власти, говорил, что общество будет возмущено и будет презирать его новую семью. Говорил он также о возможных брожениях в стране. Александр II, видя, что ему не удастся переубедить министра, вышел из комнаты, предоставив Екатерине Долгорукой вести дальнейшие переговоры. На ее сумбурные речи и решительной тон Адлерберг возразить ничего не смог; ему пришлось смириться с неизбежным. С таким же успехом он мог бы убеждать и дерево, как он сам выразился. На все доводы и аргументы Долгорукая неизменно отвечала: «Государь будет счастлив и спокоен, только когда обвенчается со мной». В момент спора дверь в комнату приоткрылась, и самодержец робко спросил, можно ли войти. В ответ «дорогая Катрин» закричала: «Нет, пока нельзя!» И Александр II послушно захлопнул дверь. Таким тоном, по замечанию Адлерберга, приличные люди не разговаривают «даже с лакеями». Это потрясло царедворца. Граф был сломлен и растерян. Екатерина уже закусила удила и пожелала во что бы то ни стало сделаться императрицей. Из юной, наивной девушки она превратилась в настоящую мегеру, заботящуюся только о собственном благополучии и благополучии своих детей. Остальное, например престиж власти, ее не интересовало. Вот какая «Галатея» получилась у Александра П.