Книга Цена крови - Таня Хафф

Генри перешел к музыкальному центру, включил его, достал компакт-диск, потом вернул его на место и выключил аппаратуру. После чего начал мерить шагами длину гостиной. От стенки к стенке, от стенки к стенке...

Даже сквозь стеклянные дверцы книжного шкафа он ощущал присутствие колдовской книги, но в отличие от Вики Фицрой без колебаний считал ее злом. Чуть больше ста лет тому назад этот экземпляр был одной из трех последних истинных колдовских книг, оставшихся в мире; во всяком случае, так ему было сказано, а сомневаться в словах человека, утверждавшего это, причин у него не было — ни тогда, ни сейчас.

* * *

— Значит, вы и есть Генри Фицрой, — произнес доктор О'Мара, поблескивая большими светлыми глазами. — Я столько слышал о вас от Альфреда, что мне кажется, будто уже хорошо вас знаю.

— А я вас, — сказал вампир, снимая белые перчатки и старательно отвечая на рукопожатие с такой же силой. По спине у него побежали мурашки и появилось предчувствие, что проявить свою силу перед этим человеком, равно как и слабость, было бы крайне опасно. — Альфред восхищается вами.

Отпустив руку Генри, доктор О'Мара похлопал Альфреда по плечу.

— Как, до сих пор?

В словах содержался подтекст, и досточтимый Альфред Уэйверли поспешил прервать наступившую тишину. Его плечо слегка осело под цепкой рукой с побелевшими костяшками.

— Не думайте, доктор, будто я что-то наболтал, просто...

— Просто он все время вас цитирует, — закончил за него Генри с разоружающей улыбкой.

. — Цитирует меня? — Суровость на лице доктора несколько смягчилась. — Что ж, полагаю, против этого трудно возразить.

Альфред засиял, разрумянился, а выражение ужаса, заставившее Генри вмешаться, исчезло без следа, словно его и не было.

— Прошу простить меня, мистер Фицрой, я должен заняться делами. — Доктор сделал широкий жест рукой. — Альфред представит вас остальным гостям.

Вампир склонил голову и сощурил глаза, наблюдая, как хозяин покидает комнату.

Остальные десять гостей были достойными представителями золотой молодежи, под стать досточтимому Альфреду, — богатые, праздные, скучающие. С тремя из них Фицрой был знаком.

— Ну, что ты думаешь? — поинтересовался Уэйверли, принимая порцию виски от невозмутимого лакея, после того как состоялась церемония знакомства, были произнесены нужные слова и они с Генри вновь остались вдвоем.

— Думаю, ты ввел меня в заблуждение, — ответил тот, отказавшись от напитка. — Вряд ли это место можно назвать логовом порока.

Альфред выдавил улыбку, нервно подергивая уголками рта. При мигающем свете газовых ламп он казался бледнее, чем обычно.

— Черт возьми, Фицрой, я никогда такого не говорил. — Он принялся водить пальцем по краю стакана с виски. — Тебе повезло, что ты здесь. Сюда приглашают только двенадцать человек, и доктор О'Мара выбрал именно тебя, после того как с Чарльзом... хм, произошел несчастный случай.

Несчастный случай. Чарльз погиб, но викторианская чувствительность Альфреда не позволяла ему использовать это слово.

— Я все хотел тебя спросить, почему доктор О'Мара заинтересовался мной?

Уэйверли вспыхнул.

— Потому что я рассказал ему все о тебе.

— Вес? — Учитывая тогдашние законы против гомосексуализма и предпочтения Альфреда, Генри в этом сомневался, но, к его удивлению, молодой человек кивнул.

— Я не мог поступить иначе. Доктор О'Мара... хм... принадлежит к тем людям, от которых ничего не скрываешь.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Фицрой, благодаря Господа и всех святых, что Уэйверли понятия не имел, кем он на самом деле был. — Ты с ним в интимных отношениях, помимо всего прочего?

— Послушай, Генри!

Незаконнорожденный сын Генриха VIII, не заботившийся об условностях, повторил свой вопрос в более грубой форме:

— Ты трахаешься с ним?

— Нет.

— Но хотел бы...

Альфред, умудрявшийся выглядеть одновременно и несчастным, и ликующим, кивнул.

— Он великолепен.

Фицрой скорее бы использовал определение «властный». Личность доктора напомнила ему волну прилива, сметающую на своем пути все мелкие препятствия. Генри не имел ни малейшего желания быть сметенным, но вполне понимал, что мог бы чувствовать обратное, будь он тем праздным юнцом, каким казался; он понимал молодых людей, собравшихся в этой комнате, и то, что он понял, вампиру не понравилось.

Вскоре после одиннадцати доктор исчез, и из глубины дома донесся звук гонга.

— Пора, — прошептал Альфред, вцепившись в локоть Генри. — Идем.

К удивлению Фицроя, все гости, молодые люди в безукоризненных вечерних костюмах, гурьбой потянулись в подвал. Огромное подвальное помещение было освещено факелами, у одной стены стояло нечто вроде каменной плиты в половину человеческого роста — не хватало лишь рыцаря, возлежащего на ней, чтобы полностью напоминать склеп. Все начали скидывать с себя одежду.

— Раздевайся, — велел Уэйверли, протягивая ему просторный черный плащ, — наденешь это.

Внезапно все поняв, Генри чуть не расхохотался. Его пригласили сюда как двенадцатого участника шабаша, на котором группка незрелых аристократов, переодетых в черные простыни, будет резвиться в продымленном подвале. Он позволил Альфреду помочь ему переодеться и продолжал забавляться всем происходящим до тех пор, пока за алтарем не появился доктор О'Мара.

Плащ на докторе был красным, цвета свежей крови. В правой руке он держал человеческий череп, в левой — древнюю книгу. Странно, он должен был бы выглядеть так же глупо, как и окружавшие его сопляки, но впечатление производил совершенно иное. Светлые глаза доктора горели огнем, а темперамент, обузданный в гостиной, проявился в полную силу, воспламенив всех вокруг. Его голос доводил юношей до безумия: он то звучал подобно грому, то вдруг был еле слышен, обволакивал присутствующих, притягивая их друг к другу.

У вампира в душе поднялось отвращение, смешанное с истерией. Он стоял, скрытый глубокой тенью, подальше от факелов, внимательно наблюдая за происходящим. Чувство опасности удерживало его на месте, а мурашки, бегавшие по спине, свидетельствовали о том, что, как бы смешно это ни смотрелось со стороны, доктор О'Мара, по крайней мере, не играл тут в игры, и зло, исходящее от алтаря, было вполне реальным.

В полночь две скрытые под черными одеждами фигуры положили на камень вырывающегося, отчаянно орущего черного кота, а в руках третьего сверкнул нож.

— Кровь. Кровь! КРОВЬ! КРОВЬ!

Генри почувствовал голод, когда по залу распространился смешанный с дымом и потом аромат крови. Крики зазвучали интенсивнее, в такт сердцебиению собравшихся. Плащи полетели на пол, обнажая плоть, в которой бурлила кровь... и кровь... и кровь. Фицрой оскалился, шагнув вперед.