Книга Рублевка, скрытая от посторонних глаз. История старинной дороги. 33 истории о великих жителях Рублевки, или Тридцать три богатыря - Георгий Блюмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В минуту жизни трудную
Теснится в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
* * *
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.
Романс Танеева «Казачья колыбельная», также на стихи Лермонтова, известен в обработке М. П. Мусоргского 1874 года: «Богатырь ты будешь с виду и казак душой. Провожать тебя я выйду – ты махнешь рукой…» Слова Белинского, сказанные об этом стихотворении Лермонтова, вполне могут быть применены к музыкальному напеву романса: «Все, что есть святого, беззаветного в любви матери, весь трепет, вся нега, вся страсть, вся бесконечность кроткой нежности, безграничность бескорыстной преданности, какою дышит любовь матери, – все это воспроизведено поэтом во всей полноте».
В Дютькове, в крестьянском деревянном доме Танеевского музея, перед окнами которого установлен бюст композитора, постоянно звучат классические музыкальные творения известных авторов, романсы самого С. И. Танеева, исполнять которые в уютных музейных интерьерах почитают за честь известные певцы и музыканты. Среди экспонатов Танеевского музея присутствуют вещи мемориального характера и в их числе семейные реликвии Танеевых. Дютьковский музей ежегодно вручает призы лауреатам проводимого здесь конкурса камерных ансамблей имени С. И. Танеева.
Дютьково – поэтический уголок Подмосковья. Приведу здесь строфы, родившиеся у меня при его посещении:
В зеленом сказочном тоннеле,
Мгновенья отдыха ценя,
Сергей Иванович Танеев
Встречает в Дютькове меня;
И неторопко и сторожко,
Под лепет медленной волны,
Ведет к себе – рекой Сторожкой,
Чьи струи музыки полны.
По преданию, это происшествие случилось в самом конце XIV века. Князь Юрий Звенигородский, сын Дмитрия Донского, как-то охотился в ближних окрестностях Звенигорода и заблудился в густой и непроходимой чаще леса. Несколько человек из княжеской свиты были направлены на поиски дороги. Вскоре посыльные возвратились и на вопрос: встретили ли они поблизости людей и жилье – один из них будто бы развел руками и простодушно ответил князю: «А никого!» Что фонетически прозвучало как «Аниково».
Так появилась на карте Подмосковья вскоре возникшая тут деревня. Аниково расположено в десяти километрах западнее Звенигорода, на правом высоком берегу Москвы-реки, напротив старинного села Каринское, и еще дважды оправдывало свое название во время пожаров, полностью истребивших деревню в 1889-м и второй раз во время Великой Отечественной войны в 1941 году.
Но всякий раз Аниково возрождалось и, таким образом, дошло до наших дней. А в 1786 году в деревне числилось 48 ревизских душ, и принадлежала она гвардии капитан-поручику князю Дмитрию Юрьевичу Трубецкому из древнейшего рода удельных князей Трубчевских или Трубецких, потомков Гедимина. Затем деревня Аниково сменила еще нескольких владельцев, пока вновь не оказалась во владении Трубецких. На этот раз ее хозяином стал князь Василий Сергеевич Трубецкой (1776–1841), участник Отечественной войны, генерал-адъютант, генерал от кавалерии, член Государственного совета и сенатор. Скорее всего, он в Аникове так никогда и не побывал, проживая главным образом в Петербурге, а иметь в собственности подмосковную деревню для столичного вельможи – это было простой данью моде.
Гораздо более интересным для деревни Аниково является период владения ею сыном вышеназванного сенатора князем Александром Васильевичем Трубецким (1813–1889), близким знакомым А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова. Богатый князь был офицером лейб-гвардии Кавалергардского полка и фаворитом императрицы Александры Федоровны, жены Николая I. Таким образом, Трубецкой являлся однополчанином Дантеса, убийцы Пушкина.
Князь первым открыто рассказал о подлинном смысле отношений голландского посланника Геккерна с его так называемым «сыном» Дантесом. В конце жизни Трубецкой опубликует свой «Рассказ об отношениях Пушкина к Дантесу». На офицерских собраниях у братьев Трубецких в 1834–1835 годах в Петербурге часто бывал М. Ю. Лермонтов. Они даже породнились, когда сестра князя княжна Мария Васильевна Трубецкая в 1839 году вышла замуж за родственника Лермонтова А. Г. Столыпина.
Александр Васильевич Трубецкой
При А. В. Трубецком был построен мост через Москву-реку, соединивший Аниково с селом Каринским, где находилась каменная церковь Рождества Христова. Тогда же возвели и господский дом, в малых пропорциях повторивший знаменитый дворец XIV века Ка’д’Оро в Венеции. Таким образом, венецианский дворец и подмосковное Аниково на Рублевке являются по времени возведения ровесниками.
В 1825 году русский поэт Иван Иванович Козлов (1779–1840), автор широко известного романса «Вечерний звон», создал одно из самых лучших своих стихотворений «Венецианская ночь. Фантазия». Стихи эти стали мгновенно распевать на самые разные мотивы, пока, наконец, сам М. И. Глинка не положил их на вечную, непреходяще прекрасную музыку. Это произошло во время заграничной поездки композитора в 1832 году. Три первых восьмистишия легли в основу романса:
Ночь весенняя дышала
Светло-южною красой;
Тихо Брента протекала,
Серебримая луной;
Отражен волной огнистой
Блеск прозрачных облаков,
И восходит пар душистый
От зеленых берегов.
Свод лазурный, томный ропот
Чуть дробимыя волны,
Померанцев, миртов шепот
И любовный свет луны,
Упоенья аромата
И цветов и свежих трав,
И вдали напев Торквата
Гармонических октав —
Все вливает тайно радость,
Чувствам снится дивный мир,
Сердце бьется, мчится младость
На любви весенний пир;
По водам скользят гондолы,
Искры брызжут под веслом,
Звуки нежной баркаролы
Веют легким ветерком…
В романсе «Венецианская ночь» конгениально соединились гармония стихов Козлова и роскошная мелодия Глинки. Романс облетел всю Европу, и, что самое любопытное, его стали исполнять скрипичные ансамбли на золоченых балконах дворца Ка’д’Оро в Венеции и распевать венецианские гондольеры. С наступлением сумерек по контуру дворца зажигались газовые фонари, золотые отблески отражались в воде, серебримой луной, и все это, вместе взятое, создавало поистине сказочную, феерическую картину роскоши и богатства.
