Книга Малой кровью - Ирина Андронати

Все было почти хорошо, но тут произошло второе похищение…

В отличие от первого второе запомнилось целиком, с начала до конца, в деталях, и даже те подробности, которые поначалу не закрепились в сознании, могли быть вытащены в любой момент. Все было здесь, совсем рядом, каждая самая крошечная, самая третьестепенная деталь — то, что касалось и самого похищения, и полета, и двух бунтов, и потом очень медленного и очень страшного, безнадежно-страшного умирания в герметически запертом темном, жарком и душном корабле, — все это запечатлелось в памяти сверхподробно, контрастно, неправдоподобно четко: как на огромных гламурных плакатах.

Были и светлые, радостные, счастливые дни: когда их наконец посадили на планету по имени Мизель и оказалось, что там, кроме абов, полно своих, когда они там жили в каком-то лесном поселке, обжираясь вкуснейшей едой и опиваясь темным пивом, заводя короткие романы, оттягиваясь на рыбалке и пикниках, а потом прилетели коты-инженеры и привели в порядок даже не один, а два корабля, чтобы можно было лететь обратно не как кильки в жестянке, а с комфортом, и они вернулись, и здесь была Чарли…

О боже, как она бежала навстречу!..

Но до чего же он хотел временами, чтобы и это все забыть, забыть к чертовой матери…

Зато ничего из второго похищения ему не снилось. Вот то, первое, — оно было главным содержанием его кошмаров. При этом он, как ни старался, не мог наутро вспомнить ничего конкретного.

Чарли всеми силами старалась успокоить его, но он все равно спал плохо, подсознательно оттягивая момент засыпания, сокращая время сна. Джек и без того никогда не отличался сдержанностью, а теперь и вовсе стал раздражительным, дерганным, взвинченным, быстро уставал, вздрагивал от стука в дверь и телефонных звонков.

Дома он переделал аппарат — тот гудел тихонько и мигал лампочкой. На работе приходилось терпеть…

На этот раз он почти уснул — и когда телефон грянул частой очередью басовитых гудочков, подскочил от неожиданности. Он оглянулся на Чарли — но у нее над ухом можно было стрелять из слонового ружья, она только повернется на другой бок, — схватил трубку и на четвереньках, волоча шнур, убежал в соседнюю комнату.

— Слушаю, — сказал он негромко. — Какого черта?

— Привет, Яшка, — сказали на том конце по-русски. — Это Смолянин, не узнаешь?

— Привет! — закричал Джек — и не стал спрашивать, знает ли собеседник, который час. — Ты где сейчас?

— Пока в Питере. Но завтра с утра буду у тебя. Можешь взять короткий отпуск? Выходной, а там еще на пару дней…

— Что-то случилось?

— Надеюсь, пока ничего… Ты там у себя случайно не в курсе, кто такие «адские клоуны»?

Глава восемнадцатая

Герцогство Большой Южный Паоот, планета Тирон.

Год 468-й династии Сайя, 17-й день лета (на Земле 29-30 июля)

Пришлось сходить сначала за ножом, а потом, отдельно, за фонарем. Голова не собиралась давать покою ногам.

Значит, дурная.

Определенно дымок был еще тот…

Денис очень спокойно достругал прутья решетки, выбил их ногой, стал спускаться вниз.

Дальше была раздвижная дверь. Наверное, раньше она открывалась автоматически, а сейчас пришлось поднажать. За дверью его встретили шорох и тьма. Шорох был такой: ветер (которого не было) полоскал шелковые шторы. Много штор, на всех окнах (которых не было) и во много слоев. А тьма легко сдалась под слабым зеленоватым светом вечного фонаря…

Справа и слева вращались высокие барабаны-колонны, расписанные непонятными символами. А между ними и ближе ко входу стояли… ну, больше всего это походило на низкие, чуть выше колена, столы из какого-то темного полупрозрачного камня — со столешницами в форме толстых полумесяцев, обращенных друг к другу выпуклыми сторонами и почти соприкасающихся дальними рогами так, что проход между ними получался воронкообразный: широкий вход и узенький выход. На столах стояли предметы из того же темного материала, похожие на замысловатые чернильницы, настольные лампы и старинные телефоны.

Денис шагнул к одному из столов, чтобы присмотреться получше… и вдруг снова оказался перед дверью. Он только что ее открыл, откатил плечом. За дверью его встретили шорох и тьма. Шорох был такой: ветер (которого не было) полоскал шелковые шторы. Много штор, на всех окнах (которых не было) и во много слоев. А тьма легко сдалась под зеленоватым светом вечного фонаря…

По ту сторону двери ощущалось громадное пространство.

Нудной, омерзительной болью сдавило голову — будто по обнаженному мозгу протащили что-то влажное, слизистое. Если бы было чем — Дениса просто вывернуло бы наизнанку. А так — только судорожные сокращения желудка. Голова не то чтобы закружилась: ее провернуло на полоборота непонятно в какую сторону и заклинило в этом положении. Перед глазами плыли мокрые зеленоватые пятна…

Потом он смог вдохнуть. Вроде бы стало легче. Надолго ли?..

Справа и слева от входа вращались высокие колонны, от них-то и исходил шорох. Поверхность их была неровной и парусила, плескалась в набегающем воздухе. Различимы были какие-то полузнакомые символы…

Дежа-вю, подумал Денис. Надышался.

На всякий случай он оглянулся назад. Лестница вела вверх — три десятка маленьких ступенек. Он поднялся наверх, огляделся. Прислушался. Было так тихо, что стук капель, падающих за углом, доносился вполне отчетливо. Ощущая беспокойство — но не от того, что партизаны могут ломануться через неохраняемый туннель, он почему-то знал, что этого не произойдет по крайней мере в ближайшие часы, — а другое, странное беспокойство, — он пошел к воде, повернул направо — и вдруг оказалось, что рядом лестница, ведущая наверх, а звук капели доносится сзади. Черт, подумал он неуверенно, было же наоборот — лестница слева, вода справа. Ну да, вот я спустился, повернул… Ничего не понимаю. Он посмотрел вверх. Нет, и не видно ничего, и не ясно…

Он повернулся и пошел обратно. Ну да, вот выступ, о который я цеплялся локтем… только вот каким локтем? Вроде бы этим… или этим?.. Ступени вниз, дверь приоткрыта, шорох. Низкие столы. Ему показалось, что и предметы на столах передвинуты. Он шагнул, наклонился…

Это была мгновенная вспышка, отпечатавшаяся очень ярко: день, дико жаркий день, он приподнимается над каменным бруствером — и видит, как прямо в лицо ему несется, разбрасывая искры, ракета! Денис отпрянул — и снова оказался за дверью. Но на языке, мгновенно пересохшем, держался привкус коньяка, а все внутри мелко подпрыгивало от боевого возбуждения…

Почти сразу привкус коньяка превратился в металлический, тошнотворный, и Дениса ощутимо повело в сторону. Дурнота была совершенно похмельная, но он постарался взять себя в руки…

Предметы на столе переместились — совершенно точно. Вот этой «чернильницы» здесь раньше не было.

Что же это творится?..