Книга Нелегал из Кенигсберга - Николай Черкашин

— Ну, за хозяйку дома!

Самогонный ожог быстро заели холодными золотистыми огурчиками, картошкой с салом.

— Ну, вот мы и в раю! — расплылся в блаженной улыбке Северьянов.

— А может, и война уже кончилась? — с надеждой спросил Сергей. — Что-то ничего не слыхать — ни канонады, ни самолетов. Немцы у вас были?

— А нико́го у нас не было́! — отвечала раскрасневшаяся от бимбера Франя. Она тоже пригубила вместе с гостями. — Самолеты гудели, лятали, бомбы за Параховней кидали, але Божанька миловал.

— Немцы в болота не попрутся. Они по дорогам воюют, — заметил майор. — Видно, так далеко ушли, что ничего не слышно.

— А ребята в Крепости все еще, наверное, ждут…

Северьянов нахмурился и сам наполнил стопки.

— Эх, давай за наших! Нам повезло, пусть и им посчастливится!

Глава тринадцатая

Майор Макаров. Волковыск. 21 июня 1941 г.

Над полевым аэродромом витали клочья облаков, разорванных взлетающими самолетами.

Штабные палатки 27-го истребительного авиаполка стояли на берегу речушки Россь в десяти шагах от тихой заводи. Это было очень удобно: майор Макаров, командир полка, выскакивал на бережок прямо с койки и нагишом бросался в воду. Освеженный почти родниковой водицей, растирался казенным вафельным полотенцем, быстро одевался и шел на завтрак. И это субботнее утро началось точно так же. Натягивая гимнастерку с орденом Красной Звезды за финскую кампанию, Макаров крикнул адъютанту:

— Всех комэсков собери в штабе после завтрака. К девяти-ноль-ноль. И пусть прибудут и командиры звеньев. Все — какие в наличии. Задачи буду ставить.

— Есть! — долговязый капитан Дружников, отлученный от летной работы по здоровью, побежал оповещать командиров эскадрилий, а Макаров отправился в летную столовую, которая располагалась поодаль от палаточного городка. Под туго натянутым широким брезентовым тентом стояли дощатые столы и грубо сколоченные скамьи. Базирование под Волковыском, точнее, под поселком Россью, считалось временным, и все здесь было устроено по-полевому, на скорую руку — под топор и лопату.

— Ну, голуба моя, чем травить будешь? — спросил майор официантку Оленьку, усаживаясь за командирский столик.

— Скажете тоже, товарищ командир! — с деланой обидой состроила накрашенные глазки официантка. — У нас сегодня и омлетик с помидорчиками, и кашка рисовая на молочке, и какао. Можно сказать, воскресный завтрак.

— Почему воскресный? Сегодня суббота.

— Так вы же сами сказали — суббота будет выходным, а воскресенье — рабочим днем.

— Правильно сказал. Так и будет! Давай неси что-нибудь! Времени нет.

— У вас даже на себя нет времени! — нежно укорила его Оленька, знойная мечта летчиков-лейтенантов. Мечта эта иногда становилась приятной явью, но не для всех, а для особо бойких и симпатичных ястребков. Ольга принесла тарелку с омлетом, присыпанным зеленым лучком и кружку дымящегося какао на алюминиевом подносе.

— Ну, ты прямо с картины неизвестного художника «Шоколадница»! — усмехнулся Макаров, старательно отводя глаза от беззастенчиво широкого выреза в Олиной блузке. Понятно, что жарко, но надо будет сказать начпроду, чтобы призвал своих маркитанток обслуживать летчиков не в таких искусительных нарядах.

— Есть еще жареная курочка, — заговорщицки зашептала официантка. — Специально для вас, товарища комиссара и начальника штаба.

— Ну, тогда и начальника ТЭЧ[4]уважь. На стол мечи, что есть в печи!

Оля поспешила на кухню, покачивая полными бедрами. Язычок молнии на черной Олиной юбке был задран кверху.

Макаров всегда отмечал, как смотрит этот язычок — вверх, вниз или в бок. Он придумал для себя несколько примет: если язычок смотрит вверх — летный день будет удачным, вниз — плохим, направо — так себе, налево — значит налево.

Сегодня язычок застыл в левом положении, и это привело Макарова в хорошее настроение. Разумеется, разбитная официантка и не подозревала, что является барометром Фортуны.

После завтрака комэски и командиры звеньев собрались в большой штабной палатке.

— Все тут? — окинул орлиным оком комполка молодые веселые лица. — Довожу до вашего сведения, дорогие собратья по разуму и крыльям, что в понедельник, а еще лучше бы — во вторник, к нам прибывает комиссия из штаба округа проверять выполнение директивы ноль-триста сорок. Кто помнит, о чем эта директива? Я вам ее зачитывал. Ну? Марченко — доложи!

Командир третьей эскадрильи черноусый капитан в летном комбинезоне поднялся с места:

— Директива требует маскировки аэродромов и рассредоточения машин.

— Молодец! Возьми с полки пирожок! Более того, директива требует, чтобы взлетные полосы не выделялись на фоне земли.

— Так что ж их красить, что ли? — вопросил ироничный голос из задних рядов.

— Кирюхин, это ты такой догадливый? Конечно, красить! И желательно в цвет травы. Да еще цветочки нарисовать.

— Землю, что ли, красить? У нас же грунтовые полосы? — не унимался со своими вопросами командир звена старший лейтенант Кирюхин, человек ершистый и остроязыкий.

— Землю ты будешь красить в своем огороде, если доживешь до пенсии. А те, кто понимает директиву правильно, будут красить бетонки, где они есть, а также профильный настил. У нас, как метко подметил товарищ Кирюхин, аэродром грунтовый, но его тоже можно маскирнуть: изменить конфигурацию полосы, например. Кирюхин, отвечаю на твой следующий вопрос — чем изменить. Растянуть прямо по земле маскировочные сети.

— А если под винт попадет?

— Вот за что ты мне нравишься, Кирюхин, так это за твое всегда научное предвидение. Да, такой риск есть, но его можно свести к минимуму, если хорошо закрепить сети по всему периметру. Подумаем все вместе, общей полковой башкой, что еще можно сделать. Но главное, чтобы самолеты не стояли в линию, крылом к крылу. Надо укатить их в кусты, в подлесок. Расставить грамотно, чтобы не снижать готовность к взлету. Вот завтра этим делом и займемся. А пока — работа по планам командиров эскадрилий — до обеда. А после обеда — семь часов на разграбление города. То есть я хотел сказать, — поймал Макаров укоризненный взгляд комиссара, — на ознакомление с историческими местами города Волковыска. Все, орлы, разлетелись!

Комиссар полка, неплохой летчик, но педант и зануда, подошел к Макарову, когда все разбежались, и сделал кислую мину:

— Владимир Николаевич, вы уж как-то с ними слишком по-свойски. Вы ж командир полка, а не атаман ватаги. Публика и без того разболтанная. Построже бы с ними, по-военному.

— Ничего, Михалыч, со мной отцы-командиры так же, всю жизнь по-свойски, и ничего. Человеком, как видишь, стал. Ты же знаешь, я ведь и спросить могу. Главное, чтобы народ службу свою нес весело и в охотку. Идем, пока утренний клев, удочки закинем!