Книга Преемники. От Ивана III до Дмитрия Медведева - Петр Романов

О самой смерти Сталина, о классически боярской борьбе вокруг трупа вчерашнего царя и конечной победе Никиты Хрущева написано достаточно, да и не это главное.

Куда любопытнее фигура победителя и его трансформация: внутренний дрейф Никиты Сергеевича от сталинизма (он сам совершенно трезво называл себя "продуктом сталинского времени") к ленинизму.

По понятным причинам именно XX съезд произвел на страну неизгладимое впечатление и остался в людской памяти. Многие люди до сих пор благодарны Хрущеву за уничтожение ГУЛАГа. Как сказала в свое время Анна Ахматова, "я "хрущевка", потому что он вернул мне самое дорогое — сына".

И тем не менее.

Дрейф Хрущева от сталинизма к ленинизму — сложный и противоречивый процесс — хотя бы потому, что все равно это дрейф от одного зла к другому.

Напомню о трех краеугольных камнях, на которых, с точки зрения Ленина, стоял марксизм и без чего была невозможна успешная борьба с мировым империализмом: беспощадное насилие по отношению к идеологическим и политическим противникам, пролетарский интернационализм и воинствующий атеизм. Иосиф Виссарионович внес в ленинские постулаты свои коррективы. Системное насилие Сталин распространил на товарищей по партии и вообще любого гражданина страны Советов.

Пролетарский интернационализм на знамени партии формально оставили, но на практике его заменил национал-большевизм. Сегодня уже мало тех, кто читал короткую речь Сталина на последнем в его жизни XIX съезде партии. Поэтому напомню, какими словами завершал свою идейную карьеру сталинизм:

Раньше буржуазия считалась главой нации… Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет сомнения, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять.

Ясно, что к марксизму-ленинизму и пролетарскому интернационализму все эти идеи не имеют ни малейшего отношения, а вот к национал-большевизму — самое прямое. Понятно и то, почему в рядах сегодняшних патриотов-радикалов, на манифестациях, ничуть не соперничая между собой, дружно поднимаются как монархически-черносотенные, так и сталинские лозунги. Столь, казалось бы, разные полюса надежно скрепляет национализм. В самой худшей его разновидности.

Наконец, в 1943 году, придя к выводу, что можно извлечь немалую выгоду от примирения с Церковью, Сталин отошел и от другого ленинского постулата — воинствующего материализма. Хотя и под неусыпным присмотром органов госбезопасности, но православие начало в стране постепенно оживать.

Возвращение Хрущева к ленинизму означало возвращение ко всем постулатам в совокупности. Борьба Хрущева за возвращение к "ленинским нормам партийной жизни" разрушила ГУЛАГ, но были и другие составляющие.

Именно при Хрущеве из страны снова стали утекать безумные средства на поддержку даже не мирового пролетариата, а вообще всего, что, как казалось Никите Сергеевичу, движется в сторону от мирового империализма.

Когда Хрущева снимали, ему, например, напомнили, что в Ираке он зачем-то взялся за строительство 600 километров железных дорог, в то время как все годовое строительство железных дорог в Советском Союзе в ту пору не превышало тех же 600 километров. Причем товарищ Суслов, известный партийный ханжа, интриган и лжец, делавший на октябрьском Пленуме 1964 года доклад, в данном случае не соврал, а просто поймал Хрущева на очевидной ошибке.

Безумные деньги тратились в то время на Кубу, на Египет, да мало ли еще на что. В Индонезии только потому, что президент Сукарно очень любил выступать перед большими скоплениями народа, Хрущев соорудил для него грандиозный стадион. С его точки зрения, и это было проявлением пролетарского интернационализма.

Взамен советский народ в лучшем случае получал кубинский сахар, отказываясь при этом еще и от своего свекловодства, а в худшем довольствовался тем, что на груди советского лидера появлялся новый орден, например "Ожерелье Нила", врученное Хрущеву Насером. В ответ египетский лидер тут же получил золотую звезду Героя Советского Союза, что вызвало немалое возмущение в стране, победившей гитлеризм. Новость о том, что Насер сотрудничал во время Второй мировой войны с фашистской Германией, распространилась быстро.

Возвращаясь к ленинизму, Хрущев неизбежно сделал шаг назад и к воинствующему атеизму. Именно во времена хрущевской оттепели власть возобновила гонения на православие, о чем многие сегодня уже забыли. Чтобы выводы автора не показались кому-то чрезмерными, процитирую Роя Медведева, историка, известного своим подчеркнуто доброжелательным отношением к Никите Сергеевичу. Что, впрочем, не мешает исследователю быть объективным. О новом наступлении Хрущева на Церковь Рой Медведев пишет:

Как показали события начала 60-х годов, речь шла не только о мерах идейного и воспитательного характера, но и административных. Широкую огласку получила, например, история, связанная со сносом в Москве церкви Преображения на Преображенской площади. Местные власти сообщили церковной общине, что храм подлежит сносу в связи со строительством линии метрополитена. Все просьбы об изменении проекта отвергались. Тогда в последний день отведенного срока верующие заперлись в церкви во время службы. Пришлось прибегнуть к помощи милиции и дружинников. Церковь была снесена.

То, что произошедшее не было случайностью, доказывает тот же Медведев, приводя цифры уничтожения православных храмов, например, на Украине. Полтавская епархия, имевшая к 1958 году 340 храмов (и их не хватало), к концу 1964 года насчитывала уже только 52 православных храма. И это тоже цена хрущевского возврата к ленинизму.

Примерно к тем же выводам приходишь, если анализируешь и внешнюю политику Хрущева, где переплетаются самые разные мотивы, от апокалиптических (Карибский кризис) до анекдотических (хрущевский башмак на трибуне ООН). Кстати, это башмачное удовольствие стоило СССР не так уж и дорого — всего десять тысяч долларов, так что просто удивительно, что Хрущев при его-то темпераменте воспользовался своим ботинком лишь единожды.

Убеждения и боевой задор Никиты Сергеевича постоянно толкали этого ленинца на битву против мирового империализма если не на поле Куликовом, то хотя бы на экономической или пропагандистской площадке.

"Мы с радостью предоставим истории судить, какая система лучше для человечества и какая выживет". Это Хрущев. Или слова, брошенные советским лидером Никсону: "Мы вас похороним!"

И здесь утопическая вера Ленина в мировую революцию вполне сопоставима с не менее утопическими мечтами и обещаниями Никиты Сергеевича: "нынешнее поколение будет жить при коммунизме", "догнать и перегнать Америку". Чего стоит одна его убежденность в том, что с помощью кукурузного початка можно изменить экономические законы!

Все, что есть в Хрущеве привлекательного, следует искать не в его политике, а в его человеческой натуре, в его характере, который не сломался за годы сталинизма.