Книга Команда Смайли - Джон Ле Карре

– Кон, пожалуйста! – прошептал Смайли. – Мы уже подошли к самому главному! – Рассказ и вправду близился к концу, но он чувствовал, что ее относит все дальше и дальше.

Хилари лежала на полу, положив голову на колени Конни. Конни рассеянно перебирала руками в рукавичках ее волосы, полузакрыв глаза.

– Конни! – повторил Смайли.

Конни очнулась и несколько устало улыбнулась.

– Это был всего лишь танец одноклубников, мой дорогой, – усмехнулась она. – Он-знает-что-я-знаю-что-ты-знаешь. Обычный танец одноклубников, – снисходительно повторила она и снова закрыла глаза.

– А что ответил Лейпциг? Конни!

– Ответил, как мы бы ответили, дорогой мой, – пробормотала Конни. – Ушел от прямого ответа. Признал, что в хороших отношениях с эмигрантскими группами и втихаря дружит с генералом. Потом стал увиливать, заметив, что не так уж часто бывает в Париже «Почему бы вам не нанять кого-нибудь из местных?» – спросил он. Понимаешь, Хилс, душенька, Отто его поддразнивал. Затем уточнил: разве кому-то будет от этого плохо? И еще задал вопросы: а все-таки какую надо выполнять работу? Сколько это принесет? Дай-ка мне выпить, Хилс.

– Нет, – возразила Хилари.

– Принеси.

Смайли плеснул ей виски, она глотнула.

– А что, по замыслу Кирова, должен был делать Отто среди эмигрантов?

– Кирову требовалась легенда, – ответила Конни. – Ему нужна была легенда для девушки.

* * *

Смайли ничем не выдал, что слышал эту фразу от Тоби Эстерхейзи всего несколько часов назад. Четыре года назад Олег Киров нуждался в легенде, повторила Конни. Точно так же, как Песочник – если верить Тоби и генералу, задумался Смайли, – жаждет иметь легенду сегодня. Кирову требовалась легенда для женщины-агента, дабы внедрить ее во Францию. В этом суть, подвела итог Конни. Киров об этом, конечно, не докладывал – он представил все иначе. По его словам, Москва якобы издала секретную инструкцию, которую разослали во все посольства и в которой сказано, что при определенных обстоятельствах разрозненные русские семьи могут воссоединиться за границей. Стоит только найти достаточно семей желающих, значилось в инструкции, как Москва объявит об этом во всеуслышание и тем самым выправит международное представление о позиции Советского Союза в области прав человека. В идеале им хотелось бы, чтобы воссоединялись семьи, вызывающие сострадание: скажем, дочери живут в России, а родители на Западе; одинокие девушки брачного возраста. «Необходимо соблюдать секретность, – предупредил Киров, – пока не наберется несколько подходящих, – только представьте себе, какой поднимется вой, – наставлял Киров, если все это преждевременно выплывет!»

– Рыжий Боров так плохо сделал свой заход, – прокомментировала Конни, – что Отто вынужден был отклонить его предложение просто из-за неправдоподобия: слишком все это нелепо, слишком скрытно – тайные списки, что за глупости! Почему Киров не обратится непосредственно к эмигрантским организациям и не заставит их дать клятву хранить сие в тайне? Зачем использовать человека совсем стороннего для выполнения грязной работы? По мере того как Лейпциг подкусывал Кирова, тот все больше выходил из себя «Не дело Лейпцигу высмеивать тайные указания Москвы», – рассердился и начал кричать Киров. Каким-то образом Конни нашла в себе силы крикнуть или по крайней мере повысить голос, шевелить губами уже не так устало, произнося слова с гортанной интонацией, какая, по ее мнению, присутствовала в речи Кирова. «Где ваше чувство сострадания? – воскликнул тот. – Неужели вы не хотите помочь людям? Почему вы издеваетесь над гуманной инициативой только потому, что она исходит из России!» Киров поведал Отто, что и сам пробовал поговорить с некоторыми семьями, но обнаружил полнейшее недоверие и никуда не продвинулся. Он принялся давить на Лейпцига – сначала используя их личные отношения: «Неужели вы не хотите помочь моей карьере?», а когда это окончилось безрезультатно, намекнул, что коль скоро Лейпциг уже поставлял посольству тайную информацию за деньги, разумнее продолжить взаимовыгодное сотрудничество, а не то западногерманские власти ненароком узнают об этом и вышвырнут его из Гамбурга да и вообще из Германии. И наконец, – перевела дыхание Конни, – Киров предложил деньги, и вот тут-то и таился главный сюрприз.

За каждое успешное воссоединение семьи – десять тысяч долларов США, – провозгласила она. – За каждого подходящего кандидата, вне зависимости от того, произойдет воссоединение или нет, – тысяча долларов США на руки. Наличными.

– Услыхав такое, – опять усмехнулась Конни, – на пятом этаже, конечно, решили, что Киров не в своем уме, и велели немедленно прекратить это дело.

– А я тогда только что вернулся с Дальнего Востока, – перебил ее Смайли.

– Вернулись, мой дорогой, как бедный король Ричард из крестового похода! – воскликнула Конни. – И обнаружили, что крестьяне взбунтовались, а ваш мерзкий братец уже на троне. Поделом вам. – Она громко зевнула. – Дело отправили в мусорную корзину, – объявила она. – Немецкая полиция потребовала, чтобы французы выдворили Лейпцига, мы вполне могли бы уговорить их и помешать этому, но мы ничего не предприняли. Никаких ловушек, никаких дивидендов, никаких подслушиваний. Все отменила.

– А как ко всему этому отнесся Владимир? – Смайли так удивился, будто впервые об этом слышал.

Конни с трудом открыла глаза.

– К чему – этому?

– К тому, что все отменили.

– О, взбесился от ярости, а как же иначе? От ярости, от ярости. Намекнул, что мы упускаем возможность забить самую крупную дичь века. Поклялся, что продолжит войну другими средствами.

– Забить какую дичь?

Она не расслышала вопроса.

– В этой войне, Джордж, теперь уже не стреляют. – Она вновь прикрыла глаза. – В этом-то вся и беда. Она серенькая. Полуангелы сражаются с полудьяволами. Никто не знает, где линия фронта. Никакого пиф-паф.

* * *

Перед мысленным взором Смайли снова всплыл гостиничный номер с клетчатыми обоями и два черных пальто рядом и голос Владимира, умолявшего возобновить расследование: «Макс, выслушайте нас еще раз, послушайте, что произошло с тех пор, как вы приказали все прекратить!» Они прилетели из Парижа на свои деньги, так как Финансовый отдел, по приказу Эндерби, перестал давать средства на это дело. «Вчера поздно вечером Киров вызвал Отто к себе на квартиру. Произошла еще одна встреча между Отто и Кировым. Киров напился и наговорил поразительных вещей!»

Смайли увидел свой старый кабинет в Цирке – за его столом тогда уже восседал Эндерби. Было это в тот же день, всего несколькими часами позже.

– Похоже, это последний рывок маленького Отто, дабы избежать лап гуннов, – равнодушно бросил Эндерби, выслушав Смайли. – За что они так преследуют его – за воровство или за изнасилование?

– За мошенничество, – безнадежно отозвался Смайли, и это было печальной правдой.

* * *

Конни что-то напевала себе под нос. Попыталась сочинить песенку, потом шуточное стихотворение. Она хотела выпить еще, но Хилари отобрала у нее стакан.