Книга Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама - Барбара Такман

В Британии население с неприязнью отнеслось к правительству. Лондонское графство Миддлсекс переизбрало Уилкса в парламент, а правительственное большинство в палате общин проголосовало за его исключение. Дело Уилкса объединило всех оппонентов королевского исключительного права и оживило движение радикалов за парламентскую реформу. Радикалы требовали заменить систему патронажа настоящими выборами. Все сторонники свободы, включая друзей Америки, выступили против принуждения и объединились, черпая силу друг в друге.

У всех на слуху был лозунг «Уилкс и свобода!», Миддлсекс снова выдвинул этого кандидата, Уилкса избрали и снова отвергли, уже в третий раз. Он сделался конституционным символом и народным героем. Когда правительство выдвинуло собственного кандидата от Миддлсекса и объявило его избранным, вычеркнув голоса, поданные за Уилкса, в Лондоне начались волнения. «В городе каждый день творится беззаконие и беспорядок, — писал Бенджамин Франклин. — Посреди дня толпы патрулируют улицы, а тех, кто не призывает освободить Уилкса, сшибают с ног». Грузчики угля, матросы, лодочники и прочие бунтовщики переворачивали экипажи, врывались в благородные дома, а правительство, разделившееся на фракции, пребывало в пугливом ожидании.

Нелепой отменой голосования в графстве Миддлсекс правительство дало повод для тревожных криков об английских свободах. Наиболее активные представители колоний воспользовались этим и громко заговорили и об американских свободах. «Люди, которые хотят поработить Америку, могут поработить и нас», — сказал в 1768 году торговец льняными тканями. 236 выборных членов муниципального совета, 26 членов городского управления, в основном лавочники и ремесленники, входящие в суд городского совета Лондона, осудили меры правительства по принуждению колоний.

Во главе защитников колоний стоял сам лорд-мэр, деятельный торговец Уильям Бекфорд. Он, как и большинство тех, кто поддерживал Америку, своего положения достиг благодаря выступлениям в защиту Уилкса. Будучи потомком богатых ямайских сахарных плантаторов, землевладелец Бекфорд увеличил свое состояние на торговле с Англией и сделал карьеру: сначала он стал ольдерменом, потом шерифом, а затем поднялся и до лорд-мэра. От имени лондонцев он обратился к королю с протестом по поводу выборов в Миддлсексе. Уолпол высокомерно отозвался о лорд-мэре, мол, «в голове у него каша, а тщеславие делает абсурд, который он несет, еще подозрительнее», но среди критиков американской политики голос Бекфорда не затерялся. Английские радикалы согласны были с колонистами в том, что министерство задумало подавить их свободы. Ведущий радикал Джозайя Веджвуд считал, что законы Тауншенда являлись сознательным шагом, рассчитанным именно на подавление колоний, но при этом верил, что эти законы приблизят независимость Америки.

В августе 1768 года журнал «Лондон мэгэзин» сравнил творцов и подстрекателей «неполитичных мер, направленных против Америки», с «жалкими министрами» XVII века. «Основываясь на проведенных нами наблюдениях, мы осмеливаемся утверждать, что девять человек из десяти, даже в нашей стране, сочувствуют американцам и верят, что на их стороне правда». Цифра девять из десяти являлась, конечно же, преувеличением; некоторые журналы оценивали приведенные пропорции в обратную сторону. Американец Ральф Изард, живший в Лондоне, полагал, что Америке противостоят четверо из пяти британцев, а поддержка парламентом правительственных действий верно отражает общественное мнение. Если оппозиция регулярно собирает не более восьмидесяти голосов, «вы можете полагаться на эту цифру, коррупция здесь не такая и большая». По прессе того времени трудно судить об общественном мнении, потому что многие проамериканские статьи были написаны анонимно или под псевдонимами, которые брали себе в Лондоне американцы. Тем не менее английские печатники не отводили бы в газетах столько места статьям и письмам, благоприятно настроенным по отношению к колониям, если бы значительная часть населения не была расположена против правительства.

Следует отметить, что впоследствии политические настроения общества часто переоцениваются. В 1768 году правящий класс интересовали не американцы и даже не Уилкс, а скандал с герцогом Графтоном, «совершенно позабывшим о приличиях». Он явился в оперу со своей любовницей Нэнси Парсонс, не постеснявшись присутствия бывшей жены и королевы. В отличие от большинства мужчин, содержавших любовниц, Графтон, по крайней мере, был разведен, тем не менее разразился скандал. Дочь портного с Бонд-стрит, бывшая любовница торговца из Вест-Индии, Нэнси была также известна как миссис Хафтон. По ходу дела она обрела статус замужней дамы, но и это не смягчило общественного недоброжелательства. То, что Графтон торжественно ввел ее в общество и усадил во главе своего стола, вызвало особое негодование. Скандал с любовницей Графтона стал сенсацией года. Нэнси заставила забыть о шумных колонистах.

Возмущенные протесты, поступившие в парламент из Виргинии, Пенсильвании и других колоний, показали, что сопротивление Закону о пошлинах распространилось по всей Северной Америке, и безучастные цифры подтвердили этот факт. С 1768 по 1769 год английский экспорт в Америку упал на треть — с 2 400 000 до 1 600 000 фунтов стерлингов. Нью-Йорк сократил свой импорт до 1/7 того, что было в 1764 году, то есть с 482 000 фунтов стерлингов до 74 000 фунтов в 1769 году. Ввоз товаров в Бостон сократился вдвое, в других колониях, где политика отказа от импорта носила спорадический характер, эти потери были меньше. В первый год после введения пошлин Тауншенда таможенные сборы составили 16 000 фунтов, а военные затраты на Америку — 160 000 фунтов стерлингов. Даже секретарь по делам колоний Хиллсборо вынужден был признать, что законы Тауншенда оказались «такими антикоммерческими, что лучше бы их вовсе не было», а новый канцлер казначейства лорд Норт заявил, что законы настолько абсурдны, что он не понимает, как они прошли через британский парламент. Заметим, что оба джентльмена проголосовали за закон, который теперь осуждали.

Вместо того чтобы успокоить колонии, дабы те поскорее покончили с политикой отказа от импорта, правительство инстинктивно прибегло к карательным мерам. Противопоставив себя гражданам, министры решили, что просто обязаны продемонстрировать свою власть, и тем нагляднее, чем сильнее страшились американского протеста: не дай Бог, английские и ирландские толпы возьмут пример с колоний. Хиллсборо, подобно Ровоаму, верил в то, что с народом нужно вести себя по возможности жестко. Хиллсборо возродил статут автократической эпохи Генриха VIII — о судебном преследовании в Англии лиц, обвиненных в измене, совершенной за пределами королевства, а герцог Бедфорд провел закон через парламент, при этом имелись в виду беспорядки в Массачусетсе. Палата общин согласилась с этим предложением, у правительства не было возражений, и соответствующий приказ тут же передали губернатору Бернарду в Бостон. Реакция, естественно, была бурной. Сограждан забирали из дома и отправляли в суд за три тысячи миль, отрывали от друзей и защитников! Это была тирания в чистом виде!

Англия тем временем расхлебывала последствия американского бойкота. Правительство и парламент, спровоцировавшие бойкот, стали думать, как исправить нанесенный ущерб. Процесс отмены законов Тауншенда занял больше года — с марта 1769 по май 1770 года. Между тем другие меры, принятые ради наведения порядка в колониях, привели к обратному результату.