Книга Найден мертвым. Тупое орудие - Джорджетт Хейер

— Карпентера я увидел не в 22:02, а парой минут ранее. Мы столкнулись лицом к лицу на углу Мейпл-гроув.

— Так миссис Норт видела Карпентера?

— Да. Она не лгала, рассказывая о его визите к Флетчеру. Когда я держал Карпентера за глотку, он говорил то же самое.

— Для чего Карпентер приходил к Флетчеру? Шантажировать?

— Именно. Он тоже пребывал в неведении, но однажды, еще до тюрьмы, узрел Флетчера в золоченом гнезде разврата, где сестра моя в непристойном танце обнажалась пред взорами мужскими. Когда Карпентер вышел на свободу, моей сестры уже не было в живых, а имени ее любовника не знал никто, кроме одной девушки, слова которой воскресили в его памяти мужчину, единожды им замеченного. Только имени мужчины Карпентер вспомнить не мог, пока не увидел в газете его фотографию. Проведав, что Эрнест Флетчер богат богатствами мирскими, он и замыслил своим порочным умом пригрозить скандалом и получить деньги. Сперва Карпентер пытался войти через парадную дверь, но Джозеф Симмонс не пустил его на порог. Поэтому вечером семнадцатого июня он проник в Грейстоунс через садовую калитку. Флетчер посмеялся над ним, назвал глупцом и выпроводил на улицу. Карпентер отправился не к Арден-роуд, а к Вейл-авеню, где столкнулся со мной.

— Он узнал вас? — спросил Ханнасайд, воспользовавшись паузой.

— Нет, это я его узнал. Карпентер не понимал, кто перед ним, пока я не сжал его за горло и не прошептал имя свое. Во власти праведного гнева, я мог убить его еще тогда, но Карпентер молил о пощаде, ибо гибель сестры моей не на его совести. Я не желал слушать, и он, захрипев, пообещал открыть имя виновного. Страшась смерти, Карпентер выдал мне все, даже свои гнусные замыслы. Услыхав имя человека, из-за которого погибла сестра моя, я вспомнил его лживую улыбку и приветливые слова. Душу мою захлестнул черный гнев такой силы, что я содрогнулся. В полном смятении я выпустил Карпентера, и он сбежал. Куда, я не знал и знать не желал, ибо в тот момент понял свое предназначение, и покой, да, покой воцарился в моей смятенной душе. Я открыл калитку и по дорожке дошел до кабинета Флетчера. Тот сидел за столом и писал, а когда на пол легла моя тень, поднял голову. Флетчер не испугался: перед ним стоял лишь полицейский. Удивленный, он с улыбкой заговорил со мной. Улыбку ту я видел сквозь красный туман и насмерть забил его дубинкой.

— Дубинкой! — выпалил сержант, оторвавшись от своих записей. — Святые небеса!

— В котором часу это было? — спросил Ханнасайд.

— Я взглянул на часы в семь минут одиннадцатого. «Что делать?» — думал я. И в тот миг мне открылся путь. Я поднял трубку телефона, что стоял на столе, и доложил в участок об убийстве. Увы, «кривое не может сделаться прямым»[92]. Я стал лжесвидетелем, и из-за лжи моей пришли смятение, мрак и горе невинным. Да, «заключились они в туке своем»[93]и грешны пред Господом все до единого, но из-за поступков моих страдать не должны. Сердце, истерзанное болью и тревогой, сулило беду. Однако казалось, тайное не станет явным, ибо вы не ведали, в каком направлении двигаться. Едва выяснилось, что отпечатки пальцев принадлежат Карпентеру, я понял, что попал в бездну, из которой не спастись. Я стоял подле сержанта, когда ему сообщили адрес Карпентера. Так я услышал все — и что Карпентер живет на подвальном этаже, и что служит официантом в дешевой ресторации. Сержант дал мне выходной, и я удалился, борясь с собою. «Не утвердит себя человек беззаконием»[94]. Карпентер был нечестивцем и заслужил смерть, но не за это убил я его.

— Вы тот констебль, которого видел владелец кофейного киоска! — догадался сержант.

— Киоск там был, и, вне сомнений, его хозяин меня видел. Как на дежурстве, прошел я мимо него к дому, где жил Карпентер. В подвальное окно сквозь жалюзи сочился свет. Я спустился по лестнице. Дверь черного хода не заперли, и я тихо вошел. Когда я переступил порог комнаты, Карпентер стоял ко мне спиной. Он обернулся, но крикнуть не успел. Я снова стиснул ему горло, и сопротивляться он не мог. Я убил его, как убил Флетчера, и ушел, как пришел. Только Флетчер заслужил смерть, а убив Карпентера, я впал в грех убийства, и на сердце мое лег тяжелый камень. Теперь за мое деяние вы готовы арестовать Невилла Флетчера. Вы точно записали рассказ мой? — спросил констебль, повернувшись к Хемингуэю. — Пусть отпечатают, и я скреплю его подписью.

— Всенепременно, — заверил Ханнасайд. — Гласс, вы арестованы. — Он распахнул дверь и проговорил: — Инспектор, мы готовы.

— Думаете, я вас боюсь? — презрительно спросил Гласс, вставая. — Вы оба — слабые человечишки, я мог бы убить вас так же, как и тех двоих. Но я не убью, ибо вражды к вам не питаю. Однако никаких наручников! Я пойду свободно.

Двое пришедших на зов Ханнасайда полицейских крепко взяли Гласса за руки.

— Спокойно, Гласс! — рявкнул сержант Кросс. — Хватит юродствовать!

Сержант Хемингуэй посмотрел, как Гласс выходит под конвоем, послушал, как он нараспев цитирует Ветхий Завет, и промокнул лоб носовым платком, в кои веки потеряв дар речи.

— Сумасшедший, — коротко объявил Ханнасайд.

А я думал, он не так безнадежен.

— Сумасшедший?! — Дар речи быстро вернулся к Хемингуэю. — Буйно помешанный, склонный к убийству, а я, ничего не подозревая, работал с ним в паре! Господи, да пока он тут исповедовался, меня то в жар, то в холод бросало!

— Бедняга!

— Бедняга?! А как насчет покойного Эрнеста и Чарли Карпентера? Сурово же он с ними обошелся! И из-за чего весь сыр-бор? Из-за пустоголовой девки, которая от скуки сбежала с одним из них и покончила с собой из-за второго. Нечего Ихавода жалеть! Отправится в Бродмур[95]за счет налогоплательщиков и славно встретит старость, вещая другим психопатам о смерти и погибели.

— И вы еще считаете себя психологом! — пожурил Ханнасайд.

— Я считаю себя справедливым полицейским, шеф, — твердо сказал Хемингуэй. — Как вспомню, через что мы прошли, пока этот маньяк ежесекундно называл нас грешниками и нечестивцами!.. Нет, со мной сейчас инфаркт случится! Ну, шеф, что навело вас на мысль?

— Слова констебля Мейдера. Когда он оказался на Барнсли-стрит, Браун еще не открыл свой киоск, помните? Это плюс взаимоисключающие показания молодых людей на другом конце улицы внезапно вызвали у меня подозрения. В обоих убийствах фигурировал полицейский — вот он, общий фактор, о котором я говорил. Если честно, сам я считал эту версию совершенно неправдоподобной. Поэтому и не обсуждал ее с вами, пока не проработал тщательнее. Стоило немного поразмыслить, и в памяти всплыло множество странных эпизодов. Например, письмо Энжелы Энжел в комнате Карпентера. В нем была цитата из Библии. А помните, как в столе Флетчера обнаружили фотографию Энжелы? Гласс отказался на нее смотреть, но выдал зловещий пассаж о горьком, как полынь, конце. Чем больше я об этом думал, тем меньше оставалось сомнений. Сегодня утром я разыскал бывшего импресарио Карпентера, получил список городов, по которым гастролировал Чарли, и все с одной целью — выяснить в полицейском управлении каждого города, не знают ли они неких Глассов. Глассов я обнаружил в Лестере и услышал от местного суперинтенданта, что девушка из той семьи пару лет назад сбежала с актером. Я сразу понял, что двигаюсь в верном направлении. В итоге я решил, что самое разумное — приехать сюда и выложить все Глассу. Пока ему не взбрело в голову убить вас, — добавил Ханнасайд и подмигнул.