Книга Если любишь - Анна Делайл

– Хорошо к тебе относится?

– Прекрасно, мэм.

– Значит, ты там счастлива?

Табита, не в силах солгать, стала усиленно размешивать ложкой суп. Счастлива она там не была, но жизнь в пансионе ее вполне устраивала. Она подняла голову.

– В пансионе очень хорошо работать, да и жить неплохо, – уклончиво ответила она. – Учительницы ко мне хорошо относятся. Особенно мисс Норкросс. Люси, ты ее помнишь?

– Конечно! За ее пианино я провела столько ужасных часов.

Табита улыбнулась.

– Мы живем с ней в одной комнате.

– Ты и мисс Норкросс? – недоверчиво переспросила Люси. – Господи, а она не храпит?

– Нет! – рассмеялась Табита. – Впрочем, не знаю. Может быть, я и сама храплю. Просто мне никто об этом не говорил.

Заметив, что Люси бросила взгляд на брата, Табита покраснела. Значит, Люси все знает. Он ей рассказал, или Люси сама догадалась? В расстроенных чувствах Табита принялась за еду.

За обедом настроение Табиты менялось. Она то чувствовала себя счастливой, то ощущала неловкость в зависимости от того, о чем шел разговор. Сразу после обеда Табита, отказавшись от чая, поднялась к себе в комнату и легла спать.

Глава 26

Табита проснулась ранним утром и, вскочив с постели, босиком подбежала к окну. Мир за ночь стал сверкающе белым. Был канун Рождества.

Под тяжестью снега провисли ветви деревьев, трава исчезла под белым пушистым ковром.

Табита торопливо оделась и сбежала на первый этаж. Оказалось, что она проспала. И когда пришла в столовую, застала там только Люси с матерью. Сев за стол, Табита положила себе на тарелку горячую булочку и налила чашку кофе.

– Судя по твоему виду, ты хорошо выспалась, – весело сказала Люси. – И выглядишь превосходно.

– Спасибо, я спала как убитая, – призналась девушка.

Она отпила глоток кофе и бросила взгляд на Люси:

– А как ты сама себя чувствуешь? Выглядишь ты какой-то осунувшейся. Тебе поспать-то удается?

– Я уже давно забыла, что такое долгий и крепкий сон ночью, – пожаловалась Люси. – Вот он, – она показала пальцем на свой огромный живот, – там, внутри, все время то крутится, то вертится и всякий раз меня будит.

– Бедненькая, – сочувственно сказала Табита. – Но ничего, теперь уже немного осталось.

– Две недели, как утверждает доктор Гудалл.

– Не стоит считать дни, дорогая, – заметила леди Хантли. – Ты, например, появилась на свет на две недели раньше срока, а Доминик – на неделю позже.

В это время в столовую вошел Пирс, подошел к жене, поцеловал ее.

– Я полагала, ты поехал покататься с Домиником.

– Нет, я только что вернулся. А Доминик поехал к сквайру. Видимо, по делам.

Табита бросила взгляд на Люси, но лицо ее оставалось невозмутимым. Табита все меньше и меньше верила тому, что наговорил ей Ричард. Но точно это знала только Люси.

Люси, словно прочитав ее мысли, предложила Табите поболтать прямо сейчас у нее в спальне. Девушки устроились у камина. Табита села в кресло с высокой спинкой и забралась в него с ногами на зависть Люси, которая расположилась в шезлонге, потому что в кресло сесть не могла.

– Теперь рассказывай правду, – потребовала Люси. – Тебе плохо в этом Богом забытом пансионе?

Табита не сдержала улыбки.

– Нет, Люси, не плохо, а пансион вполне приличное учебное заведение.

– Но ты сильно похудела. И вид у тебя несчастный. Там плохо кормят?

– Кормят прекрасно. Но последние недели перед отъездом я с утра до вечера работала и была в расстроенных чувствах.

– В расстроенных чувствах? А как же бедный Доминик? Ведь он сходит с ума от тоски.

– Не ехидничай, пожалуйста.

– Но это правда! Первые несколько недель после твоего отъезда он вообще был не в себе. Мама часто приезжала в Уорикшир, уговаривала вернуться в город, но он и слышать об этом не хотел. Видимо, собирался навестить тебя в Маргейте. Он приезжал?

Табита кивнула.

– Так мы и думали, хотя он ни слова об этом не сказал. Но стал еще более подавленным. На тебя смотрит с грустью. Видимо, потерял всякую надежду завоевать твое сердце.

– Люси, у меня были основания считать, что Доминик увлечен одной женщиной. Может быть, это он по ней сходит с ума?

– Ты это серьезно?

По выражению лица Люси Табита поняла, что той ничего не известно.

– Кто она? – спросила Люси.

Табита отвела взгляд и, вздохнув, ответила:

– Дженифер Костин.

– Дженифер Костин? Да ты с ума сошла! С чего ты взяла?

– Мне Ричард сказал. Он приезжал в пансион. И я ему поверила.

– Бедная Табби…

– Пойми, Люси, разве я могла чего-то требовать? Ведь у меня на него нет никаких прав.

Люси, очень довольная, улыбнулась и сменила тему разговора. Теперь она больше не сомневалась, что все закончится счастливо.

Люси оказалась права. Отношения между Табитой и Домиником постепенно налаживались, они больше не чуждались друг друга, напряжение спало.

В семействе Риз по традиции на Рождество дарили друг другу подарки. На этот раз, незадолго до обеда, все собрались у ярко пылавшего камина.

Табита купила подарки на заработанные от продажи картин деньги. Для Люси – изысканное крохотное платьице в мелкую складочку, которое вышила собственными руками. Для Пирса – набор носовых платков с вышитыми его инициалами. Для леди Хантли – шелковый шарф из славившегося ими Нориджа, стоивший ей столько, сколько все остальные подарки, вместе взятые.

Доминику Табита подарила картину, на которой изобразила озеро таким, какое оно бывает весной.

Именно в эту пору он вернулся из Европы, и они встретились на берегу. Рисовать пришлось по памяти, но это девушку не волновало. За эти годы она так часто рисовала этот пейзаж, что все детали запечатлелись у нее в памяти. Землю она усыпала подснежниками, крокусами и бледно-желтыми нарциссами.

Табита с замиранием сердца следила за тем, как он разрывает бумагу, в которую был завернут подарок, но, когда увидела выражение его лица, поняла, что подарок ему понравился. Он встретился с ней взглядом и улыбнулся так, что сердце у нее едва не выпрыгнуло из груди. Его подарок она еще не открывала. Он был объемистым и стоял на полу около ее кресла. Девушка опустилась на корточки и принялась развязывать ленту.

Она сразу поняла, что это картина, поскольку нащупала раму. Сняв бумагу, Табита изумленно вскрикнула. Это был морской пейзаж, от которого она не могла отвести глаз в галерее Тернера на Куин-Энн-стрит.