Книга Последний идол - Александр Звягинцев

— Слушаю.

— Конечно, тебе дадут работу, однако прежде всего ты должен стать другим человеком. Ты еще молодой, а вон какая у тебя лысина, у отца твоего не было, хотя он дожил до 74 лет. Все это потому, что ты ведешь слишком бурную жизнь, живешь не так, как нужно.

То, что с тобой произошло, не должно больше повторяться. У нас социалистическое государство, мы строим коммунизм, боремся за каждого человека. Ты носишь фамилию великого человека, ты его сын и не должен это забывать. Ради его памяти тебе иначе надо жить. Ты не ожидал этого разговора?

— Ожидал, думал об этом.

— Помнишь, когда твой отец был уже безнадежно болен, а ты ходил пьяный по коридору? Я тебе говорил: брось пить, отбрось всякие нехорошие мысли. А потом ты стал пить еще больше. Как было горько видеть, когда Сталин не раз сожалел, что ты не умеешь себя вести.

Сейчас вопрос так стоит: или тебя надо лечить, если ты не в состоянии сам начать новую жизнь, или ты соберешь свои моральные силы, возьмешь себя в руки и будешь вести себя как следует.

— Я Вас понимаю, Климент Ефремович. Вы во всем правы. Полностью с Вами согласен, мне надо исправляться, но для этого надо работать.

— Это не проблема. Работу дадут. Но надо понимать, что ты находишься до некоторой степени на особом положении. Я бы на твоем месте изменил фамилию.

Прямо тебе скажу. К тебе всякая сволочь лезет. Недавно ты отдыхал с дочерью в Кисловодске, и как ты там себя вел? Безобразно. Об этом нам все известно, и мы не имеем права об этом не знать.

— Я понимаю.

— К тебе потянулась всякая дрянь. Ты мог бы занять себя чем-нибудь полезным, читал бы хоть книги, писал бы что-нибудь… А ты вместо отдыха устраиваешь встречи со всякими сомнительными людьми, подхалимы тебя восхваляют. Имей в виду, эта братва тебя толкнет в какую-нибудь яму. Почему эти люди не помогут тебе встать на правильную дорогу?

Вот у нас есть письмо, написанное на имя Н. С. Хрущева. Он сказал: „Будет у тебя Василий — прочитай ему“.

(Ворошилов читает письмо полковника запаса Тимофеева на имя Хрущева о поведении В. И. Сталина в Кисловодском санатории Министерства обороны.)

Во время чтения, там, где в письме говорится, что В. И. Сталин пьянствует и устраивает у себя в люксе оргии, В. Сталин говорит: „Тимофеев сволочь, подлец он. Такие люди и хорошее могут изобразить плохим“)

— Я не согласен, что Тимофеев сволочь. Он член партии с 1914 года. Ему жаль тебя и он хочет помочь. Понятно, тебе это не нравится, а он говорит то, что было. Ты продолжаешь пить. От тебя и сейчас пахнет водкой. Я в своей жизни насмотрелся на алкоголиков и знаю, что это такое. Если ты подвержен этому пороку, ты лишен объективности. Поэтому ты должен понять, что Тимофееву жаль тебя.

— Он писатель, книги пишет.

— Значит, он тебя лучше видит, чем другие.

— Он дал мне свою рукопись на рецензию, я прочитал и сказал, что книга дерьмо.

— Ты и обозлен на него. Но дело не в этом, надо вести себя как полагается.

— Я прошу, дайте мне работу.

— Работу дадут. Не в этом дело. Ты должен перестроить свою жизнь. Надо взять себя в руки и категорически прекратить пить. И это только от тебя зависит.

Работу тебе дадут, но ты должен подготовить себя к этой работе, какая бы она ни была. Если ты этого не сделаешь, то тебя может постигнуть прежняя участь. У нас государство, а не лавочка, и нельзя терпеть, когда вокруг тебя околачивается всякая сволочь. Об этом к нам, кроме письма Тимофеева, поступают и другие сообщения.

— Прошу зачитать.

(Ворошилов читает донесение заместителя начальника Главного военно-медицинского управления по политической части генерала Лайок. Во время чтения В. Сталин сначала возмущенно пожимает плечами).

— Напрасно ты возмущаешься. Люди не могут молчать, когда ты ведешь себя безобразно. Они отвечают за порядок в санатории, а значит, и за твое поведение и, если хочешь, за твою жизнь.

— Да, я выпивал, но до утра не пропадал, ездил в Минеральные Воды и вернулся в этот же день около полуночи. Я вас понимаю, Климент Ефремович. Знаю Ваше доброе ко мне отношение. После смерти отца считаю Вас вторым своим отцом.

— Но ты своего отца не слушался. Сколько раз он нам жаловался, когда ты еще учился в школе.

— Людям, которые пишут эти бумажки, делать, видимо, нечего. Пусть правду пишут, а здесь сплошная ложь.

— А что здесь неправда? Ты не отмахивайся. Пишут правду. В тюрьму ты был посажен не так просто, а по делам. Теперь выпущен — надо ценить это. Вести себя как следует. Вот твоя сестра Светлана живет как полагается и на нее никаких сигналов нет. Она любит тебя. А ты ведешь себя неправильно. Если наберешься сил, энергии, то можешь исправиться.

— Спасибо, Климент Ефремович.

— Ты не согласен, вижу?

— Нет, почему же? Но такие слова, конечно, не радуют.

— Дочь Надя, находившаяся с тобой в санатории, — от какой жены?

— От Галины — первой жены.

— Как же тебе не стыдно в присутствии 16-летней дочери устраивать пьянки?

Ты можешь махать руками и возмущаться, но, прочитав эти письма, мы все, члены Президиума, им поверили.

— Это и плохо.

— Ты вышел из тюрьмы. Теперь ты на свободе, тебе помогают найти свое место в нашем обществе. Ты должен оценить это по достоинству. Повторяю, ты необъективен к своим поступкам. Ты должен об этом хорошо подумать. Имей в виду, в компании с тобой могут быть и провокаторы, и люди, подосланные нашими врагами.

Сестра твоя ведет себя правильно, хорошо, к ней никто не придерется. Она считает тебя неплохим человеком. Она прямо говорит — во всем виновата проклятая водка. Повторяю, ты неправильно себя ведешь, за тебя душа болит. Наберись сил и возьми себя в руки.

— Спасибо, Климент Ефремович.

— Ты должен твердо заверить, что больше такие безобразия не повторятся. Ты даешь мне слово?

— Что говорить. Надо делать. Я докажу делом.

— Работа будет в зависимости от того, как будешь вести себя дальше. Если по-прежнему, то это не может быть терпимым.

— Первое и главное — надо работать.

— Прежде чем начать работать, надо покончить со всем тем, что тебе мешает жить и работать. Если ты не заверишь нас, что будешь вести себя хорошо, то работы не дадим.

— Хочу просить Вас помочь мне встретиться с Никитой Сергеевичем.

— Я обещаю помочь, но Никита Сергеевич сейчас в отъезде.

— Куда он уехал?

— На юг.

— Я бы мог поехать к нему?

— Не следует этого делать. Он недели через три вернется.

— Сегодня я был у Малиновского, министра обороны, просил у него работу, но он сказал, что без Никиты Сергеевича решить этого вопроса не может. Вы разрешите мне, Климент Ефремович, к Вам изредка приезжать?