Книга Порочные намерения - Лидия Джойс

— Это крайне важно. Кажется, именно это ожерелье я пытался купить у одной особы, но недавно узнал, что она умерла, — заявил Олтуэйт.

Томас посмотрел на него, прищурившись:

— Я, кажется, слышал, как моя мать говорила о нем с леди Джеймс. Кажется, некая спиритка имела потустороннее видение, связанное с этим ожерельем.

Олтуэйт побледнел.

— Потустороннее, вы говорите?

— Кажется, так.

— Проклятие! — выругался тот. — Она действительно умерла.

И он ушел, ошеломленный.

Томас мрачно улыбнулся. Эммелина умна. Оставалось надеяться, что умна она не слишком — ради ее же пользы. Или ради его. Если это не так, то он не знает, что еще она может сделать.

— Я видела это во сне, — сказала Эм. — Седьмое августа — вот когда должен состояться этот вечер.

— Вы уверены? — спросила леди Гамильтон, касаясь ожерелья с эмалью у себя на шее.

Последние три дня графиня была совсем другой женщиной — либо из-за признаний, которые она сделала Эм, либо по какой-то иной причине. Эм этого не знала. Графиня нервничала, как всегда, но, вместо того чтобы погрузиться в опиумное оцепенение, она порхала с не свойственной ей энергией. Головы слуг уже шли кругом, потому что она велела им привести в порядок все комнаты в доме. Даже комнату Гарри, куда никто не входил после его смерти, хорошенько прибрали, а все его вещи уложили в ящики и перенесли наверх, в кладовку.

Эм не понимала, говорят ли эти перемены об улучшении или ухудшении состояния леди Гамильтон, не смела она и размышлять о том, что бы это могло значить.

— Да, я совершенно уверена, — твердо сказала она. — Звезды будут находиться в самом благоприятном расположении, и преграды между миром живых и миром духов будут самыми тонкими.

— Ах, — весело проговорила леди Гамильтон, — а я думала, что такое бывает в канун Дня всех святых.

Эм старалась преодолеть ощущение, что она теряет контроль над разговором, а это случалось все чаще и чаще по мере того, как некая маниакальность леди Гамильтон усиливалась.

— Можно подумать и так, — ответила она, — но это всего лишь суеверие. Время благоприятствования меняется по мере того, как перемещаются Луна и планеты — вы же понимаете, что они не могут находиться весь год на одних и тех же местах.

— Да, я понимаю, — согласилась леди Гамильтон. — Звезды могут влиять на духов мертвых, которые находятся выше звезд, да?

— Воистину, — сказала Эм, стараясь побороть тревожное ощущение, что леди Гамильтон говорит не совсем серьезно.

Но графиня, кажется, уже потеряла нить разговора. Она повернулась к двум горничным и приказала поставить вазу с цветами на большое фортепьяно.

После чего Эм снова заговорила:

— Я думаю, что смогу даже вызвать тот беспокойный дух, о котором говорила.

— Дух той чувствительной девушки, который почти при смерти от отчаяния и гонений? — сказала леди Гамильтон, внезапно становясь серьезной. — Ах, бедный. Я была бы этому рада. Она так ужасно страдала.

«Вы понятия об этом не имеете», — подумала Эм, но вслух произнесла:

— Это действительно так. Чем больше людей у нас будет, тем сильнее будет наша воля. Мы хотим предпринять нечто очень трудное — и драматичное, — добавила она, уповая на инстинкт леди Гамильтон, который подскажет графине, что этот прием может стать одним из самых обсуждаемых. — Чем больше людей будут помогать, тем больше будет эффект.

— Кажется, в этот вечер никто не собирается устроить ни большой бал, ни обед, — проговорила леди Гамильтон.

Эм прекрасно знала, что никто ничего не собирается устраивать — она все выяснила заранее.

. — Я могла бы устроить что-то вроде сеанса с обедом, — продолжала леди Гамильтон. — И может быть, еще и музыкальное представление, на тот случай, если духи… — она тактично замолчала, — окажутся необязательными.

— Этого не случится, — пообещала Эм.

— Им поможет, конечно, надлежащая атмосфера, — продолжала леди Гамильтон. — Освещение — возможно, мы сможем сделать так, чтобы свет мерцал, на тот случай, если духи окажутся нелюбезными. Возможно, небольшой помост, на котором вы могли бы стоять.

— Это будет прекрасно, мадам! — с жаром выпалила Эм.

Леди Гамильтон проницательно посмотрела на нее и похлопала ее по руке.

— Вы сделали для меня больше, чем я могу выразить, дорогая, — сказала она. — Мне бы хотелось, чтобы ваше представление прошло самым наилучшим образом. В конце концов, вы должны подумать о вашем будущем.

Потом ее глаза остекленели, она улыбнулась Эм и упорхнула, чтобы изменить свои приказания относительно того, где повесить портрет двоюродной прабабушки ее мужа.

* * *

Два часа спустя Эм вышла из китайской гостиной, закрыла за собой дверь и на миг прислонилась к ней. Она уже сама не понимала, где находится. Воспоминания о Линкрофте манили ее — она тосковала по его золотистому покою с неистовостью, которая ей самой казалась удивительной. Но она боялась, что Линкрофта уже будет недостаточно, потому что теперь ее почти так же сильно манили пьянящие объятия Варкура.

Пьянящие и губительные. Он ей не союзник. Она понимала это сердцем, хотя признаваться в этом ей и не хотелось.

Эм вздохнула. Она уже подошла к чему-то такому, что находится за пределами ее досягаемости. Требовать большего было бы просто проявлением гордыни и глупости.

У нее были более неотложные заботы — скажем, необдуманное обещание лорду Варкуру. Как может она помочь ему? Нельзя же дать ему ответ, которого он так добивается. Но и превратить это обещание в ложь тоже нельзя. Она наговорила столько лжи, будучи в личине Эсмеральды. Теперь она боялась, что вся эта ложь удушит ее. По большей части все это было просто безвредным враньем либо выдумками о ней и ее прошлом, но то, что она сказала Варкуру, вырвалось невольно. Конечно, ее признания не имеют значения… впрочем, все это имеет значение, глубокое значение. Ее лживые выдумки прыгали вокруг нее, и то, чего она так жаждет, казалось уже не таким ценным.

Она покачала головой. Обо всем этом еще будет время подумать. Через два часа у нее назначена встреча с леди Джеймс и еще одна, после ужина, с герцогиней Рашуорт. Ее звезда, возможно, и готова вот-вот угаснуть, но пока еще Эм в состоянии заполнять свое расписание. Пока еще.

Плечи ее поникли. Она отвернулась от двери — и вздрогнула, оказавшись лицом к лицу с лордом Гамильтоном.

— Ваша милость, — пробормотала она, склонив голову и сжавшись от внезапного страха. Бояться ей было нечего, разумом она это понимала, но не могла до конца справиться с дрожью в голосе.

Он хмурился, глаза его были прищурены.

— Мадам Эсмеральда, вы имеете какое-то отношение к внезапной мании наведения порядка, которая затронула и мои личные покои?