Книга Тайный дневник Исабель - Карла Монтеро Манглано

— Он мертв… — пробормотала она.

Я предпочел ничего не говорить в ответ, а она продолжала бормотать:

— Он… он лежал на полу… Там, в лесном домике. Я…

Я понял, что эти обрывочные фразы — попытка мне что-то объяснить.

— Он умер не от твоего удара.

Она посмотрела на меня:

— А от чьего? От твоего?

Этот ее вопрос застал меня врасплох. Что заставило ее предположить, что Загоронова убил я? Однако затем я вспомнил то, что говорил ей вчера, а также то, что мне тогда пришло на ум, но о чем я умолчал.

— Нет! Я, вполне возможно, сегодня его бы и убил, но меня кто-то опередил… А может, это сделал он сам.

— Он покончил жизнь самоубийством?

— Не знаю, — откровенно сказал я, подумав при этом, что если был Загоронов и в самом деле выстрелил в себя, то возле его трупа валялся бы пистолет.

— И что мы теперь будем делать?

Это был хороший вопрос, тщательно обдумать ответ на который у меня возможности не было. Я знал только то, что в подобной ситуации следует, во-первых, потянуть время, и, во-вторых, действовать осторожно.

— Прежде всего мы должны держать язык за зубами. О том, что мы увидели, никто не должен знать. А я уж позабочусь о… обо всем остальном.

Как я и ожидал, она со мной не согласилась.

— Но… — хотела было возразить она.

— Очень важно, чтобы ты меня послушалась, Исабель, — перебил я ее — дело приняло уж слишком серьезный оборот. — Нужно поступить именно так, как я сказал, — поступить так ради моей матери. Смерть ну никак не вписывается в организованное ею празднование Рождества. Ты это понимаешь, да?

31 декабря

Я помню, любовь моя, как всю ту ночь мою душу терзало беспокойство. Проблема состояла в том, что я абсолютно не понимала мотивов, руководивших твоим братом. Я не понимала ничего из того, что тогда происходило.

Загадочные тайные собрания в подземелье замка, трагические — якобы случайные — выстрелы во время охоты, смерть Николая — все эти события никак не увязывались в моем сознании с таким красивым и радостным местом, каким был для меня Брунштрих. Однако чего я совершенно не понимала — так это той легкости и беспечности, с какой относились в замке к подобным событиям.

Мне уже дважды сказали, что мне следует держать язык за зубами, чтобы не испортить того, что, похоже, считалось в Брун-штрихе самым-самым главным — рождественские праздники. Ничто — даже гибель человека — не должно было омрачить радужное настроение вдовствующей великой герцогини и веселье ее гостей. Я, конечно, не только понимала, но даже одобряла стремление сына заботиться о своей матери, однако не до такой степени, чтобы согласиться скрыть факт смерти Николая, как будто бы его тело отнюдь не оказалось на поляне в лесу и никто его никогда там не видел. Это чем-то напомнило мне цирковое представление: хотя голова дрессировщика и находится в пасти льва, представление продолжается, а публика аплодирует и смеется.

Благополучие матери — это нечто очень важное, то, ради чего стоит прилагать массу усилий, однако в данном конкретном случае подобные усилия показались мне подозрительными и чрезмерными. Поэтому я начала думать, что, возможно, имелась и какая-то другая причина, заставлявшая Карла скрывать происходящие странные события от общества. Если за установленной в стенах Брунштриха ширмой в виде празднования Рождества разворачивалась целая череда событий не только не случайных, но и, наоборот, тщательно спланированных, единственным непредвиденным элементом, который не вписывался в эту гнусную историю, была я, и меня беспокоило, а не придет ли подобная мысль в голову Карлу.

А еще у меня вызывало большие сомнения и подозрения поведение твоего брата в определенные, я бы сказала ключевые моменты. Например, когда он пригласил меня поехать вместе с ним в Вену, мне это показалось странным. Затем произошло много непонятного. Почему у него возник интерес ко мне и к моим своеобразным поступкам — начиная с моих утренних упражнений и заканчивая книгами, которые я читаю? Почему он появился с противоположной стороны леса после того, как выстрелили в Бориса? Почему после того гнусного инцидента с Николаем меня искал он, а не кто-нибудь другой? Почему он избегал общения с другими людьми? Почему он то появлялся в Брунштрихе, то вдруг исчезал? Почему он всегда такой отчужденный, молчаливый и скрытный? Почему наши пути в этом маленьком мирке, который представляет собой Брунштрих, пересекались лишь в самые неприятные моменты?.. Мне казалось, что это происходило отнюдь не случайно.

Все эти события произвели на меня очень сильное впечатление, и настроение у меня было далеко не праздничное. Это празднование казалось мне каким-то надуманным и вздорным, а еще пропитанным наивной беспечностью и неудержимым желанием наслаждаться, что контрастировало с моим душевным состоянием и казалось мне неуместным. Находясь в отдаленном и темном уголке зала, держа в руках бокал, пить из которого я и не собиралась, и слушая музыку, слушать которую мне не хотелось, я предавалась подобным размышлениям, в мрачнейшем состоянии духа наблюдала за тем, как достигает своего апогея рождественский праздник, являющийся своего рода символическим торжественным завершением года. Это был праздник, сопровождающийся шумливым и помпезным маскарадом — маскарадом в самом широком смысле этого слова.

Возможно, ты заметил, любовь моя, что я была сама не своя… Возможно, именно поэтому ты в тот вечер, когда я пыталась от тебя скрыться, не позволил мне это сделать. Ты, видимо, чувствовал, что я прячу от тебя не только свое израненное лицо, но и свою измученную душу. Ты с уважением отнесся к моему желанию уединиться и предоставил мне достаточно пространства для того, чтобы я могла дышать. В этот вечер я не искала ни твоего взгляда, ни твоей улыбки, ты… ты не стал танцевать ни с какой другой женщиной.

— «Форм невиданных, и украшений, и оружий бессчетность являл Он; сонмом дивных уборов сверкал Он, ароматами благоухал Он; беспредельный Господь всюдуликий, бог богов, чудеса все вмещал Он».

Услышав эти замысловатые выражения, еще не обернувшись, я уже знала, что это Борис Ильянович с помпезностью произносит фразы, которые Арджуна адресовал богу Кришне в одной из глав «Бхагавадгиты».

— «Если тысячи солнц свет ужасный в небесах запылает разом — это будет всего лишь подобье светозарного лика махатмы». Вы выглядите очень эффектно в своем одеянии одалиски[51]. Невозможно было бы придумать ничего более подходящего к вашей экзотической внешности.

Благодаря его словам я вспомнила о том, что тоже принимаю участие в маскараде и что мое тело облачено в восточные шелка, а лицо спрятано под полупрозрачной вуалью, прикрывающей мои еще не зажившие губы.

— Большое спасибо, Борис. Вы, как всегда, превосходите всех в Брунштрихе по части оригинальных и утонченных комплиментов. Вам, кстати, тоже очень идет ваш костюм венецианского аристократа.