Книга Обретенный май - Мария Ветрова

В этом доме, расположенном на юго-западной окраине Москвы, жила последняя из троих бывших воспитательниц Машиного детского дома, которых им удалось найти. И соответственно их последняя надежда в этом запутанном деле. Сам детдом, как выяснилось, был расформирован — очевидно, именно это обстоятельство и вынудило уйти на пенсию погибшую сестру Леонида Любомира.

Две предыдущие собеседницы Реброва его визитом были явно напуганы, и вытянуть из них хоть какую-нибудь информацию Павлу не удалось: обе, не сговариваясь, заявили, что никакую Машу вообще не помнят. И вот теперь, сидя возле подъезда, в котором жила третья и последняя женщина, способная при желании помочь следствию, Павел понимал, что не имеет права допустить в разговоре с ней даже самый незначительный просчет.

Безусловно, бывшие коллеги успели предупредить ее о предстоящем визите следователя. Павел, правда, постарался как можно суровее предупредить обеих об ответственности за малейшую попытку поведать кому-либо о его визите. И был почти уверен в молчании перепуганных женщин. Одна из них еще продолжала работать с детьми, вторая — нянчила собственных внуков, так что бывшим воспитательницам было за кого бояться… Павел терпеть не мог запугивать людей, но на этот раз другого выхода у него не было.

Еще раз мысленно прокрутив «легенду», с которой намеревался заявиться к бывшей воспитательнице Ирине Петровне Пургиной, Ребров поднялся и направился к дверям подъезда, на которых, как ни странно, не было ни домофона, ни кода. Раскрывать свое инкогнито раньше времени он не собирался.

Бывшая воспитательница, как и предполагал Павел, была дома и дверь ему открыла сама — высокая, крепкая и моложавая особа с круглым лицом и румяными щеками. Она, как определил Ребров с первого взгляда, принадлежала к тому типу домовитых и жизнерадостных женщин, которые составляют основную массу зрительниц столь популярных «мыльных» сериалов и, несмотря на жизнерадостность, легко впадают в сентиментальное состояние. На этой сентиментальности Ребров и решил сыграть, надеясь тронуть сердце Ирины Петровны и заставить ее тем самым заговорить…

— Здравствуйте… — он смущенно посмотрел на женщину, стоявшую на пороге и взиравшую на него с недоумением.

— Здравствуйте… А вы к кому? — Пургина, судя по всему, недавно встала, несмотря на то что время уже близилось к полудню. — Если к Сашеньке, то он на даче… Что-нибудь передать?

Ребров знал, что Саша — ее младший сын, проживающий в основном с какой-то девицей и бывавший у матери крайне редко.

— Простите, — пробормотал Ребров, изо всех сил стараясь выглядеть смущенным. — Я, по-моему, к вам… Вы ведь Ирина Петровна Пургина, да?..

— Ко мне?.. — женщина явно удивилась, и следователь почувствовал облегчение: ее подруги и в самом деле решили, что распускать язык — себе дороже.

— Я… Понимаете, я ищу сестру, она, как я выяснил, росла в вашем детском доме, может быть, вы что-то о ней знаете?..

— Проходите! — Ирина Петровна, в глазах которой моментально вспыхнул огонек заинтересованности, отступила в сторону, пропуская Павла в квартиру.

Спустя несколько минут Ребров и Пургина уже сидели на чистенькой светлой кухне, уютно украшенной вышитыми салфеточками и полотенцами, создававшими ощущение остановившегося времени.

— Присаживайтесь… Извините, в комнате у меня не совсем убрано, гостей не ждала, — улыбнулась Ирина Петровна и поглядела на Реброва с откровенным любопытством, присаживаясь за беленький кухонный столик напротив него. — А почему вы решили, что я могу вам помочь, и кто она — ваша сестра?

Ребров очень печально вздохнул и жалобно посмотрел на свою собеседницу:

— Понимаете, я о ней и узнал-то всего год назад, когда умирал мой отец… И все это время пытаюсь Машеньку отыскать… Это последняя папина просьба, его очень мучила совесть, и отец… В общем, Машенька упомянута в завещании, но дело не в этом, сами понимаете… У меня после папиной смерти тоже никого, никаких родственников не осталось: родители умерли один за другим… И пока единственное, что мне удалось узнать — сестренка росла в вашем бывшем детдоме.

— Ну надо же! Совершенно ничего не понимаю! — Ирина Петровна сдвинула брови и посмотрела на Павла с подозрением. — Вы же только что сказали, что эта самая Маша вам сестра. Ее что же, ваши родители сдали по каким-то причинам в наш детский дом?!

— Ох… Простите, — Ребров с тревогой подумал, не переигрывает ли он. — Нет, конечно нет… Машенька мне сестра только по отцу, мама о ней ничего не знала… Извините, я волнуюсь и говорю сумбурно.

— Теперь ясно. — Пургина несколько расслабилась, но огонек недоверия в ее глазах все же не растаял. — Только, молодой человек, вряд ли я вам сумею помочь. Знаете, сколько Машенек за годы работы прошло через мои руки?.. Вы хоть знаете, сколько ей лет-то будет сейчас?

— Примерно — знаю, где-то за двадцать… И потом, отец говорил, что там есть особое обстоятельство, по которому сестренку можно найти…

— И какое же?

— Вроде бы Машина мать ее не совсем бросила и навещала девочку в детдоме… Правда, я не знаю, часто ли…

Ирина Петровна прикусила нижнюю губу, в ее глазах мелькнула какая-то мысль, и за столом повисла пауза. Ребров почти физически ощущал, как напряженно размышляет о чем-то своем его собеседница. Насколько ему удалось узнать, ничто не указывало на то, что Пургина в свое время имела отношение к темным делишкам Любомиров. А там — кто его знает?

— Вряд ли, — заговорила наконец Пургина, — я сумею вам помочь, хотя на самом деле, кажется, догадываюсь, о ком идет речь… Кроме того, — она помялась и слегка покраснела, — вы… Вы бы не могли показать мне свои документы?

— Ну конечно! Простите, я и сам мог бы догадаться! — Ребров предусмотрел такой вариант и паспорт прихватил с собой.

Некоторое время Ирина Петровна внимательно его изучала, заглянув даже на листочек регистрации. Наконец, вернув документ, тяжело поднялась с места и, ни слова не говоря, исчезла на некоторое время за дверью кухни. Вернулась она, неся в руках заранее раскрытый на нужной странице толстенный фотоальбом.

— Вот… Думаю, что вот это и есть ваша сестренка! — она положила альбом перед Ребровым и ткнула пальцем в белокурую девочку лет четырнадцати, стоявшую в первом ряду группового снимка. Павел, всмотревшись в лицо девочки, невольно кивнул, но тут же, спохватившись, изобразил крайнее волнение.

— Это правда… правда Машенька?!

— Погодите-погодите! — Ирина Петровна вновь села на свое место. — Вы только не торопитесь радоваться! — Теперь в ее глазах было явное сочувствие «брату». — Я ведь о ней сейчас ничего не знаю — где она, что с ней… И фамилия у нее была такая, что найти по ней кого-то просто невозможно: Машенька Иванова… Кроме того, она наверняка давно замужем, сами видите, какая симпатичная девочка… Просто под ваше описание никто больше не подходит.

— Не понял…

— А чего тут понимать? — вздохнула Ирина Петровна. — У нас ведь дети-то какие?.. Брошенные! И в первую очередь своими мамашами… Ну а эта девочка — она к нам поначалу, как и многие, была передана из дома младенца. А после ей, наверное, уже годика два было… Да, два, потому что я как раз только-только в этот дом пришла работать, не предполагая, что так всю жизнь на одном месте и просижу… Только кто теперь нас, ветеранов труда, за это ценит?! Столько лет на одном месте, а благодарности — никакой, и пенсия — одна насмешка…