Книга Лучший из мужчин - Дженел Тейлор

«Держись, девочка, – приказала себе Айви. – И думай пока только о ноже». Кончик ножа с такой силой впился в ее шею, что если бы она решила пошевелиться, то лезвие мгновенно перерезало бы ей сонную артерию.

– О какой вине вы говорите? – прошептала Айви, отчаянно стараясь придать своему голосу хотя бы видимость твердости.

– Заткнись! – Кончик ножа шевельнулся.

Айви тихо вскрикнула – резкая боль пронзила шею, а затем что-то липкое и теплое потекло по шее, закапало на воротник куртки. Кровь!

С лестничной клетки, на которую выходили двери нескольких квартир, доносился тошнотворный запах жареного лука. Он лез в нос, от него пощипывало глаза, и не было никакой возможности укрыться от этого запаха. Айви его ненавидела. Он напоминал ей ее детство. Дана Седжуик часто жарила говяжью печень с луком, это было ее любимым блюдом, а Айви находила его просто отвратительным. К запаху жареного лука примешивались пары виски, сопровождавшие дыхание незнакомки. Эта женщина, наверное, живет где-то здесь, подумала Айви.

За одной из дверей включили телевизор, послышались голоса и смех. «Ток-шоу», – смутно пронеслось в голове Айви.

Продолжая держать нож у шеи Айви, женщина потащила ее в конец коридора. Там виднелась открытая дверь, которая, по всей видимости, вела в подвал.

– Ты, ты во всем виновата, богатая сучка, – прошипела женщина Айви в ухо.

Богатая сучка? Что это значит?

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Кто вы? – хрипло спросила Айви, стараясь не выдать своего страха.

– Не понимаешь? – Лицо женщины исказилось от ненависти.

Она вытащила Айви в открытую дверь. Встав позади Айви, незнакомка перевела дыхание, при этом нож чуть сильнее впился Айви в шею. Отдышавшись, женщина с силой толкнула Айви в черную дыру у нее под ногами. С глухим стуком Айви упала на цементный пол, холодный и влажный. Откуда-то из темноты до нее донеслось равномерное жужжание нагревательного котла. И это был последний звук, который Айви услышала. Через мгновение все погрузилось в черноту.

Когда Гриффин и Джоуи подходили к дому престарелых «Лонгмер» на Первой авеню, Гриффин почувствовал знакомое стеснение в груди, возникавшее всякий раз в преддверии встречи с отцом. Если это здание и царящая в нем атмосфера до сих пор действовали на него так угнетающе, то какой же эффект это оказывало на Джоуи? Что ж, вполне можно себе представать. Ведь Джоуи, в сущности, был еще ребенком.

Сегодня Гриффин и Джоуи с утра поиграли в баскетбол в спортивном зале, потом перекусили, прогулялись. После этого зашли на каток и погоняли клюшками шайбу. И еще они много говорили. В результате всех этих разговоров Джоуи пришел к выводу, что всему и всем он предпочитает своего отца. Даже любимой женщине. Джоуи говорил об этом с гордостью. Джулианна не захотела поставить интересы Джоуи выше своих, а он, естественно, не захотел поставить ее интересы выше своих. И в результате каждый из них пошел своей дорогой. Но в восемнадцать и девятнадцать лет это не только естественно, это еще и правильно.

Правда, Джоуи так и не решил пока для себя, оставит ли он отца в доме престарелых или поселит его у себя на съемной квартире. Джоуи, разумеется, понимал, что отцу требуется постоянное внимание и уход, который он скорее всего не сможет ему обеспечить, так как будет целый день занят в школе и на работе.

Джоуи говорил, что хотел бы найти работу, но пока дальше разговоров на эту тему дело не пошло. Расставшись с Джулианной, Джоуи занимался тем, что восстанавливал душевное равновесие и пытался залечить зияющую рану на своем разбитом сердце. На это уходило все его свободное время. Гриффин советовал Джоуи оставить отца в «Лонгмере» хотя бы на ближайшее время и подыскать себе квартиру. А если Джоуи собирается забрать отца к себе, значит, квартира должна быть двухкомнатной. Кроме того, следовало найти сиделку и медсестру, которые оказывали бы отцу необходимую помощь. На это тоже требовалось немало денег, которых у Джоуи, конечно, не было.

Подойдя к дому престарелых, Гриффин посмотрел на часы. Айви должна была позвонить ему минут через десять. Пока Джоуи будет сидеть у своего отца, он поговорит с Айви.

Гриффин уже разговаривал с ней, и у нее, похоже, было все в порядке. У Айви был счастливый голос. Что ж, видимо, встреча с подругой – это именно то, что ей сейчас нужно.

Вероятно, нельзя полностью изолировать Айви от всех ее знакомых и родственников. Общение с ними дает ей возможность чувствовать себя полноценным человеком. Безопасность и защита, конечно, вещи хорошие, но иногда от них больше вреда, чем пользы. Он забыл об этом. Возможно, потому, что у него самого нет семьи, он и упустил из виду, что другим людям нужны их родственники и знакомые. Хотя бы кто-то…

Тем не менее Гриффину все же не нравилось, что Айви была сейчас так далеко от него – в целых двадцати минутах езды на автомобиле. Когда они встретятся, он уже никуда ее больше не отпустит. Друзья и знакомые хороши все-таки лишь в небольших количествах. Особенно при сложившихся обстоятельствах.

Подойдя к стойке регистратора, Гриффин бросил взгляд на огромный стенд, где были вывешены правила поведения посетителей в доме престарелых, различные предписания, распорядок дня проживающих здесь людей, их ежедневное меню и самые разнообразные объявления, и вдруг ощутил резкую боль в желудке. Воспоминания об обстоятельствах последней встречи с отцом всегда вызывали у Гриффина болезненные ощущения. Тогда отец был уже мертв, и его тело находилось в пристройке рядом с домом престарелых. Как сказали Гриффину служащие, отец выбросился из окна четвертого этажа. По всей видимости, он уже давно задумал это сделать. Умер он сразу. Будучи врачом, Фредерик Фарго знал, как нужно выброситься из окна и как приземлиться, чтобы наверняка убить себя. Гриффин тогда хотел понять, что толкнуло отца на это. Может быть, в тот момент он просто не понимал, что делает? Но лечащий врач заверил Гриффина, что никаких отклонений патологического характера у отца не наблюдалось. Он пребывал в здравом уме и твердой памяти. Правда, говорили, что отец и раньше делал попытки свести счеты с жизнью, но кто-нибудь успевал остановить его.

Узнав о смерти отца, Гриффин сразу же попытался связаться с Декланом. Он послал ему несколько телеграмм на разные адреса. Никакого ответа не последовало. И только недели через две Деклан оставил для Гриффина сообщение на автоответчике: «Рад, что старый пройдоха отмучился».

И это все.

Гриффин заставил себя выбросить из головы мысли об отце и Деклане и переключиться на реальность. Записавшись в журнале регистрации, они с Джоуи направились к лифту. И через минуту уже подходили к палате отца Джоуи. В коридоре стоял так хорошо знакомый Гриффину запах раствора лизола и йода, к которому примешивался аромат цветов. Цветов здесь было много. Они стояли в палатах, на подоконниках в коридоре, на столе дежурной медицинской сестры. И эта сладковатая цветочная нота вносила нечто неестественное, странно будоражащее в атмосферу обиталища старых и больных людей. Это было чем-то вроде ворвавшейся в склеп жизни, которая не просто действовала угнетающе, она казалась оскорбительной, неуместной и даже кощунственной в этом мире одиночества, боли и забвения. Цветы словно хотели скрыть то, что скрыть все равно не удавалось. Перетекание из мира живых в мир мертвых, сопровождавшееся буйным цветением роз, хризантем и гвоздик. Гриффин вдруг вспомнил, что когда он возвращался от отца и шел домой, на него вдруг снисходило какое-то нереальное спокойствие. И радость. В такие моменты он чувствовал себя ребенком, у которого были любящие родители. Ему нечасто выпадали в жизни такие минуты умиротворения и согласия со своей судьбой. Возможно, ему было так хорошо еще и потому, что он возвращался в мир живых, в мир повседневных забот. Долго смотреть в вечность для молодости слишком тягостно.