Книга Танец ангела - Оке Эдвардсон

— В этот раз есть на них какая-то надежда?

Солнце скрылось за тучей, и потянуло холодком, птицы смолкли и ждали. Грузовичок, забитый упаковками масла, протарахтел вокруг площади и остановился у итальянского ресторана. Мимо прошли две девушки, стрельнув взглядом в их сторону. Глаза Макдональда были спрятаны за темными очками. «Он выглядит как торговец наркотиками, а я как его клиент, — подумал Винтер. — Или наоборот?»

— Надежда? Да. Я им вполне доверяю. Технические работники по всей Англии — гражданские служащие, но их шефы в Ярде — инспекторы-криминалисты. Мы их в шутку зовем лабораторными инспекторами. Они выезжают на место убийства со своими людьми и техникой. То есть они обслуживают все самые сложные с технической точки зрения случаи.

— Это хорошо придумано.

— К тому же лаборатория находится в Кеннингтоне, а это тоже к югу от Темзы, — улыбнулся Макдональд. — Иногда мы вызываем и патолога, особенно если есть сексуальные показания.

Макдональд имел в виду «признаки убийства на сексуальной почве». Винтер подумал, что «сексуальные показания» могло бы стать названием кассового фильма.

— Сколько времени вы можете заниматься только одним делом? — спросил он.

— Политика наших шефов такова, что они дают нам двенадцать недель. Если за это время ничего не происходит и у нас нет новых перспективных версий, мы задвигаем дело в дальний ящик и начинаем заниматься другим. Но как я уже говорил, наше отделение раскрывает все дела.

— Самое плохое — когда мы знаем, кто убил, но у нас недостаточно доказательств, чтобы его судить, — сказал Винтер.

— От этого немудрено стать циником.

— Иногда я знаю, что рано или поздно он сделает что-то, что станет последним кусочком в пазле. Тогда ходишь и ждешь все время, что вот-вот что-то случится.

— Всегда наготове.

— Ты был скаутом? — спросил Винтер.

— Членом этого паравоенного тайно-фашистского движения, основанного южно-африканским расистом Баден-Пауэллом? Нет, не был.

— А я был. Там учат вести себя правильно.

— Поэтому ты пошел работать в полицию?

— Естественно.

Опять повеяло теплом. Солнце выглянуло между двумя домами по пути вниз, в Темзу. Макдональд кивнул в сторону Грик-стрит:

— Там находится лучший в мире магазин виски, «Миллроу».

— Я знаю.

— Конечно-конечно.

— Я бы хотел сходить с тобой завтра в музыкальные магазины в Брикстоне, послушать, что говорят потенциальные свидетели.

— Можешь сходить сам, — сказал Макдональд. — Я не успею, у меня другие дела.

— Мне нельзя одному, я же здесь в роли наблюдателя.

— Ты такой же полицейский, как я, и в большей степени англичанин, чем я когда-нибудь стану, так что кто может сказать слово против?

— Тогда я скажу, что ты был со мной.

— Говори, что хочешь.

— Тогда я еще скажу, что сегодня мой день рождения.

— Прими мои поздравления. Сколько стукнуло?

— Тридцать семь.

— Как там было: «Когда ей исполнилось тридцать семь, она вдруг поняла, что ни разу не проехала по Парижу в спортивной машине с развевающимися от ветра волосами…» — напел Макдональд на английском.

— Это чье наблюдение?

— Люси Йордан. Ты что, никогда не слышал «Балладу о Люси Йордан»?

— Нет.

— Ты как с луны свалился.

— Мы с Люси определенно жили в разных мирах.

— В исполнении Марианн Фейтфулл она оставляет рубцы в душе. Это же классика. В тридцать семь лет человек понимает, что у него есть, а чего уже никогда не будет. В 1960-х родился современный мир. И кстати, я тоже.

— Вы, в Англии, взрослеете быстрее…

— Я как раз собирался угостить тебя стаканчиком тут рядом, но теперь даже не знаю.

— …за исключением некоторых.

— Тогда пойдем? — Макдональд поднялся со скамейки.

Когда Винтер сидел над «стаканчиком», в голове у него была полная пустота. Он слишком устал от впечатлений, идей, разговоров с Макдональдом, его коллегами, свидетелями.

Он успел пройти теми улицами, что ходил Пэр, и теми, что мог ходить, обсудил версии с Макдональдом — они быстро нашли взаимопонимание. Правильно он сделал, что приехал. Но предчувствие драмы только усилилось. Это произойдет опять.

На мгновение у него мелькнула мысль, не позвонить ли вечером Ангеле, но он передумал. Кто она ему? Недалеко сидела блондинка, чем-то напоминающая Ангелу, — наверное, поэтому он ее и вспомнил. Широкий яркий рот, обещающая фигура, призывный вид.

— Ты заметил, как я молчалив, с тех пор как мы пришли в этот бар, — сказал Макдональд.

Винтер кивнул, продолжая смотреть на блондинку.

Ждала ли она приятеля?

— У нас, шотландцев, больше общего с континентом, чем с англичанами.

— Вы молча страдаете над стаканом.

— Ты меня понимаешь.

— Вы склоняете голову на руки и не произносите ни слова, и печальная музыка наполняет вас целиком сладостным отчаянием. Вы прислушиваетесь к вздохам души.

— О, ты действительно понимаешь.

Они расстались на Пиккадилли. Макдональд скрылся в подземке, а Винтер пошел в магазин «Рэйз джаз шоп», куда он начал заходить еще подростком. Здесь можно было купить то, чего не было больше нигде.

Винтера встретил знакомый запах обложек старых пластинок. Пыль, чернила, старая ломкая бумага, кисло-сладкий запах винила от музыки, спрятанной в конверте. Единственное, что изменилось, — стало больше полок с компакт-дисками.

Черный продавец за стойкой включил мелодию, которую Винтер узнал мгновенно, — Альберт Айлер, 1964 год. Странное совпадение. Винтер уже слышал его недавно, и тоже звук шел от стен. Но это не та музыка, которую встречаешь каждый день. Он сказал об этом продавцу.

— Да, осталось не очень много экземпляров, — ответил он. — Те, что попадают к нам, тут же уходят.

— Мой куда-то запропастился, — сказал Винтер.

— Тогда вам повезло, что он у нас есть.

— Это мне награда за долгий путь из Швеции.

— У нас за последнее время был еще только один такой диск, и его купил тоже скандинав.

— Что вы говорите?

— Ваш акцент ни с чем не спутаешь. Я, собственно, жил в Стокгольме какое-то время, так что знаю, о чем говорю. Меня туда сманила одна из ваших женщин. — Тут продавец улыбнулся. — Но ваш акцент не очень заметен.

— Это потому, что я очень стараюсь, — сказал Винтер, а про себя подумал: «Это потому, что я сноб, говорить с акцентом — ниже моего достоинства».