Книга Варшавский договор - Шамиль Идиатуллин

– Рапорты я пока не по всему кругу собрала, но в целом картина понятная. Терлеев ушел из управления в 14.10. Где был следующие два часа, выясняем. В 16.14 он вошел в магазин «Пятерочка» на улице Химиков, рядом с домом, где его мама живет, и накупил ей разных продуктов.

– И это нормально, – не то спросил, не то подтвердил Газизов.

– Да, он два-три раза в неделю ей еду приносит. Тут дальше у нас вилка: есть слабая вероятность, что его ждали у подъезда, но, скорее, пасли в магазине и уже возле дома настигли. Съемку из магазина мы изъяли, ребята изучают.

Газизов что-то пробормотал, взглянув на часы. Лена прислушалась. Газизов показал ей, чтобы продолжала.

– Сигнал о нападении пришел в УВД в 16.35, а к нашему опердежурному двумя минутами позже. Сигнал зафиксирован особым порядком, потому что пришел по линии ФСБ. Первый экипаж был на месте в 16.47, еще два подлетели через минуту – ну и, собственно, тоже словили.

– А чего они так шустро-то набежали?

– Патруль, рядом колесили. К тому же пробок еще не было.

– Кто первым позвонил, напомни – жильцы?

– Да нет, жильцы ближе к пяти звонить начали. Первым оперативный дежурный отделения УФСБ звонил, и поцам, и нам. Сослался на полевую информацию.

– Ага. Даже и не скрывались. А у нас-то что – кто звонок принял и что дальше?

– Тоже дежурный, Абзалов. Нет, к нему претензий нет, он штатно сработал – физиков дернул. А вот они через пятнадцать минут выдвинулись. Приехали через полчаса, когда, в общем-то…

– Да, – сказал Газизов. – Порву тварей. А конторские?

– А конторских как раз не было. Ну, то есть пока менты у терпилы корку не нашли.

– Терпилы не рассчитывали на физический контакт или были в себе уверены. Так, видимо? Это они зря.

– Ну, говорят, живы будут, оба, хотя один совсем плохой. Анвар Юнусович, их ловко так уработали, что ужас, даже не верится, что руками-ногами. Как битами. Причем свидетели говорят, один человек всех троих там разукрашивал.

– Брюсов Ли нам на просторах наших не хватало. Терпилы говорят чего?

– «Соседи» молчат – да нас к ним особо и не пускают. Артем пытается говорить…

Новикова замолчала и полезла за платком.

Газизов, не глядя на нее, уточнил:

– То есть вызов пришел минут за десять до нападения, я правильно понял? И все равно ни фига…

– Анвар Юнусович, у него вместо лица пузырь, багровый такой, глаз не видно.

– Лена, – осторожно сказал Газизов. – Ты с другой стороны посмотри. Он жив, во-первых – а могло по-другому выйти. А во-вторых, Артемка себе индульгенцию купил. Понимаешь, нет?

Лена понимала. Теперь Артему должны были проститься все или почти все грехи, действительные и придуманные – да и отделение под эту сурдину могло позволить себе практически все.

– Извините, – сказала Новикова, высморкалась, убрала платок и быстро закончила, почти не косясь в блокнот:

– Из магазина Терлеев вышел в 16.39. Больше камер в окрестностях нет, и на доме его мамы тоже, но ходу там минуты три максимум. Жильцы подтверждают, что шум начался без пятнадцати где-то. И с поцами, в принципе, согласуется.

– Лена, по хронологии, – напомнил Газизов.

– По хронологии: примерно в 16.43 плюс-минус минута Терлеев вошел в дверь подъезда. Возле лифта его настигли или подстерегали двое. Можно предположить, что нападавшие пытались сымитировать попытку ограбления или разбойного нападения, но Артем сумел вырваться и выскочил наружу. А там уже поджидал хвост из ФСБ.

– Хвосту и прилетело. Но спасибо ему, конечно. Конторские, кстати, тебе как объясняют, с чего они нашего сотрудника пасли?

– Анвар Юнусович, они утверждают… – начала Новикова, но замолчала, потому что у Газизова на столе заорал телефон – тот, на вызовы которого положено отвечать после первого сигнала.

Газизов, сморщившись, смотрел на телефон несколько секунд, будто ожидая, что тот заткнется, и снял трубку после третьей трели.

– Да, – сказал он. – Очень добрый, ага. Ага. Я помню. Да, через сорок… через сорок семь минут буду на месте. Ну есть, есть подвижки. Выясняем. Я говорю, выясняем. Так. Я прошу прощения, у меня как раз по этому поводу рапорта сейчас, так что… Да-да, всю серьезность и в полной мере. Понесу куда скажете. До встречи.

Он брякнул трубку на рычаги и, не поднимая от нее ненавидящих глаз, напомнил:

– Утверждают они что-то, ты сказала.

– Они утверждают, что пасли не Артема, а как раз нападавших. По какому поводу, не говорят. Намекнули, что на них вышли чуть ли не случайно и решили на всякий случай размотать. То есть официальная версия такая. А вам как сказали? Что Артема пасли или этих?

– Да ни хрена они не сказали. Штирлицев из себя корчат, а мы типа пасторы Шлаги, которые втемную, и знать ничего не должны, сугубо спасибки говорить и кланяться заезжему барину.

– Заезжему? Так они еще и прикомандированные?

– Тоже не говорят, – неохотно сказал Газизов, – но мне шепнули, что все сложно – один «сосед» местный, а другой откуда-то сверху.

– Из Казани? – почти без пренебрежения уточнила Новикова.

– Может, даже из Нижнего или Москвы.

– Ой мамочка, – без выражения сказала Новикова, вытаскивая сигареты и тут же пряча их обратно на остатках благоразумия.

– Типа того. Кстати, там никто не лысый?

Новикова пожала плечами и тут же замотала головой.

– Ага. А когда беседовала в гэбухе, не заметила лысого? Ну, в смысле, молодой, но башка голая – и чтоб явно москвич, допустим?

– Н-нет, – с запинкой, но уверенно ответила Лена. – Меня дальше Салимова не пустили, ну, Красненков еще заскочил, а с остальными я по телефону – и там все знакомые. А что?

– Да ничего. Бред какой-то. Чулманск скоро в Лубянск переименовывать будем, вся московская ЧК к нам собралась, по ходу. Короче, неудивительно, что контора на ушах – ну и нас соответственным раком ставит. И это они еще живые остались.

– Вот именно, – вставила Лена и опять уткнулась в платок, вспомнив лицо Артема и то, как он пытался рассмотреть ее и все мычал про мать и про то, все ли у нее в порядке. Хотя бы мать была в порядке, почти: кардиолог позвонила и сказала, что подозрение на микроинфаркт не подтвердилось.

Газизов понял Лену неправильно. Воткнулся лютым взором и напомнил:

– Новикова, у нас все можно – воровать, насиловать, предавать Родину. Нельзя только в нас стрелять. Мы не гражданские какие, мы государева стража. За нас будут кровью умываться и по семье рыдать. Короче. Упырям этим твоим я не завидую.. Будем гасить по полной – и уже не волнует, чьи они и чью волю исполняют.

– А с Неушевым теперь что делать?