Книга Клопы - Александр Шарыпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(«Война и мир»)
«Слово освобождает душу от тесноты», – утверждал Шкловский. Это положение спорно.
Во-первых, оно подразумевает отрицательную роль тесноты, что уместно лишь на уровне обыденного сознания: «Зачем ты в бутылку полез?» – спрашивает обыватель, и для него этот вопрос звучит риторически, тогда как еще Бердяев писал:
«Если европейский человек выходит ныне из новой истории истощенным и с растраченными силами, то он вышел из истории средневековой с силами накопленными, девственно непочатыми и дисциплинированными в школе аскетики. Образ монаха и образ рыцаря предшествовали эпохе Ренессанса, и без этих образов человеческая личность никогда не могла бы подняться на должную высоту».
(«Смысл истории»)
Во-вторых, слово, т.е. язык, – утверждаю я – не освобождает, а лишь помогает освободить душу от тесноты, да и то лишь в случае, когда душа освобождается принудительно.
Так называемая проблема языка — это чисто русская проблема, возникшая, к тому же, лишь в последнее время. Кажется, возникновение ее связано с деятельностью Е. К. Лигачева. Вен. Ерофееву и в голову не могло прийти, что при размыкании римановых поверхностей могут возникать какие-то проблемы с языком (далее курсив В. Ерофеева):
«Я взял четвертинку и вышел в тамбур. (…) Мой дух томился в заключении четыре с половиной часа, теперь я выпущу его погулять. Есть стакан и есть бутерброд, чтобы не стошнило. И есть душа, пока еще чуть приоткрытая для впечатлений бытия. Раздели со мной трапезу, Господи!
СЕРП И МОЛОТ – КАРАЧАРОВО.
И немедленно выпил».
(«Москва – Петушки»)
Однако уже у А. Гаврилова проблема языка обозначена явно (далее курсив мой):
«Суровцев достал из чемодана бутылку водки и протянул Войцеховскому.
Войцеховский, порезав палец, содрал пробку и сделал несколько глотков. (…)
«Сам выпил, а мне ничего не говорит», – оскорбился Суровцев и стал скручивать из газеты пробку и затыкать бутылку.
Пробка то проваливалась, то не лезла.
– Лучше выпей, – отозвался из тулупа Войцеховский.
Суровцев сделал пару глотков, заткнул бутылку, спрятал ее в чемодан и сказал:
– И все-таки я с тобой не согласен в том плане, что раньше ничего хорошего не было. Было, было! Вспомни хорошо! Вспомни хотя бы…
– Не физдипли, – отозвался из тулупа Войцеховский, и Суровцев замолчал».
(«Элегия»)
С появлением завинчивающихся головок проблема языка перестает быть актуальной; по крайней мере уступает в актуальности проблеме использования при размыкании правила правой руки (в формулировке Лермонтова: «И некому руку подать»; в формулировке А. Битова: «Если человек кажется говном, то он и есть говно».).
Что же касается непринудительного освобождения, то в нем язык не играет никакой роли, поскольку под действием внутреннего движения пробка и язык вылетают, так сказать, совместно:
«Да, все это – пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что-то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я что-то нужное думал, да. На-ташку, наступить, да, да, да. Это хорошо». И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!.. Руби!.. Что?..» – заговорил, очнувшись, Ростов».
(«Война и мир»)
Недооценка ошибок при движении рассматриваемым методом совершенно недопустима, ибо ток, в котором состоит вся ценность движения, наводится по правилу правой руки в результате индукции именно в ходе промаха.
При движении по методу возможны ошибки двух основных видов:
ошибка головы;
ошибка пробки.
…причем ошибка первого рода является следствием преимущественно движения в целом, а второго рода – преимущественно движения «внутренних частей».
Характерный пример ошибки первого рода – показанная выше ошибка головы Ростова о шею лошади. (Следует напомнить, что Ростов тогда влюбился в царя, поскольку на походе больше не в кого.)
Пример ошибки второго рода:
«К Таlоn помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок».
(«Евгений Онегин»)
Теоретически нельзя исключать еще один, дополнительный род – ошибка пробки о голову, возникающая в результате рикошета от потолка или свободного падения под действием силы тяжести. Однако по причине главным образом нешарообразности пробки такой вид ошибки на практике встречается крайне редко.
Из рассмотренного ясно, что направленность движения по методу пробок и ошибок не имеет ничего общего со стремлением к счастию. Стремление к счастию в нашем понимании есть стремление получить долю, т.е. растащить на части то исконно единое, что дается нам свыше.
Благодать, посылаемая на праведных и неправедных, растекается при стремлениях к счастию по внешней стороне римановой поверхности, как капли дождя по стенкам бутылки, и для находящихся внутри иначе не может видеться, как если бы сквозь стекло.
Но, «верящий в бессмертие должен трезво относиться к плану земной жизни», писал Бердяев.
Направленность нашего движения отлична и от стремления к сочувствию. Попутно заметим, что вопреки мнению Тютчева сочувствие дается нам не так, как благодать. (Сочувствие относится к благодати по правилу правой руки.)
Стремление к счастию и к сочувствию заложено, очевидно, у нас в инстинкте, однако тем и отличаются умные женщины, что у них есть ум. «Ум наш, – писал Л. Толстой, – есть способность отклоняться от инстинкта и соображать эти отклонения».
(«Дневники»)
Таким образом, дух нашего движения «действует прямо противоположно ветхозаветным началам».
(Бердяев)
Дух, собственно, и есть тот ток, который возникает в ходе движения; причастие этому Духу является его (движения) целью, а направлением – линия, поворачивающая по углу места от горизонта к точке разомкнутости всяких поверхностей.
«Нас же всех, от единого Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единого Духа причастие».
(Лит. св. Василия Великого)
«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь я знаю отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан».
(I. Кор.)
Вот девизы нашего движения.
«С какого конца, – проговорил дядя Тоби и, повторяя про себя эти слова, машинально остановил глаза на расщелине, образованной в облицовке камина худо пригнанными изразцами. – С какого конца подступиться к женщине! – Право же, – объявил дядя, – я так же мало это знаю, как человек с луны».
