Книга Я - тьма - Джен Робертс

Они спустились вниз под горку и прошли под эстакадой; Синичка крепко обхватила Мейсона руками и прижалась к нему всем телом — на ощупь оно казалось одновременно холодным и горячим. Она опустила голову Мейсону на грудь, и тот посмотрел на Си сверху вниз, вдохнул запах ее волос и поцеловал ее в лоб.

— Я, наверное, ужасно пахну, — сказала она. — Не помню, когда я в последний раз мылась.

— Нет, — возразил Мейсон. — Неправда.

Она рассмеялась:

— Врешь.

— Ты пахнешь не хуже, чем я, — заметил он.

— Ну, тогда я и вправду воняю, — вздохнула Синичка.

Когда все это началось, когда не стало мамы и друзей, Мейсон сказал себе, что больше не будет ни о ком заботиться. Несколько недель он провел словно в оцепенении, постоянно ощущая в глубине души сосущую пустоту. Он сосредотачивался на своем гневе, готовясь выплеснуть его наружу. Злоба придавала Мейсону сил. Но Синичка ухитрилась пролезть в его сознание и изгнать оттуда пустоту. Она помогала ему держаться на плаву. Мейсон даже не осознавал, насколько он от нее зависел.

И теперь он почувствовал, что снова цепенеет.

На окраине города несколько человек дрались из-за какого-то небольшого предмета — отсюда было не разглядеть. Мейсон пригнулся за брошенной машиной и опустил Синичку на землю рядом с собой. Он понятия не имел, кто эти люди, — но горький опыт научил его, что никому не стоит доверять, особенно тем, кто шумит посреди дня. Если они его заметят, он не сможет защитить Синичку. Пришлось ждать, пока люди уйдут дальше, к реке, прежде чем попытаться проникнуть в мотель, который предлагал всем постояльцам бесплатный вай-фай. Мейсон отнес Синичку на ресепшен и нашел ключи от комнаты, окна которой выходили во двор.

— Они вернутся? — спросила Синичка.

— Не знаю.

— А если они остановились в этом же мотеле? Что нам тогда делать?

— Не знаю.

— Ты на меня за что-то сердишься?

— Нет, что ты.

— А кажется, будто сердишься.

Мейсон промолчал. Что он мог сказать?

В комнате он опустил ее на диван, закрыл дверь на два оборота и задернул шторы. Синичка начала кашлять, и он достал из ее рюкзака бутылку воды.

— Пожалуйста, не злись на меня, — попросила Си.

— Я и не злюсь. — Он смахнул с ее лица несколько прядей. Кожа была теплой, но не горячей, как при лихорадке. Синичка смотрела на него широко раскрытыми глазами, как будто он был последним человеком на земле.

— Думаю, мне надо отдохнуть, — сказала она.

Мейсон стянул одеяла со свободной кровати, накрыл Синичку и с подчеркнуто торжественным видом взбил подушки, надеясь, что это ее рассмешит. Потом он сел на стул у окна и стал ждать. Он не признался бы в этом Синичке, но он был напуган. Еще несколько дней назад Мейсон понял, что с ней не все в порядке. Она настаивала, что чувствует себя хорошо, и Мейсон старался убедить себя в том, что Синичка просто устала. Но дело было не только в этом, и оба это знали. Только Мейсон не представлял, что делать. Если Синичка и догадывалась о причине своего недомогания, с ним она не делилась. Мейсон прислушивался к ее дыханию. Оно было ровным и спокойным; Синичка засыпала. Хорошо. Вдруг отдых ей поможет?

Уже стемнело, но Мейсон все продолжал сидеть у окна. То и дело он выглядывал наружу — убедиться, что они одни. Все было тихо. Если не считать тех людей, город казался вымершим. Хороший знак.

Они были уже совсем близко к Ванкуверу. Если бы Синичка не свалилась с мопеда, через несколько часов они бы уже приехали. Ванкувер — большой город, там должно остаться много выживших. Если получится довезти туда Синичку, быть может, удастся найти врача.

Мейсон вспомнил последнюю ночь в собственном доме несколько недель назад — когда он разгромил все, до чего смог дотянуться. Сейчас ему снова хотелось устроить в комнате хаос. Сорвать со стен картины, разбить телевизор, сломать и разрушить все вокруг. Внутри бушевала ярость, и некуда было выпустить пар. Когда Мейсон успел стать таким вспыльчивым? Он ведь таким не был. Прежде он считал себя вполне симпатичным парнем. Играл в футбол и тусовался с друзьями. Никогда не дрался и не хулиганил. Но при этом несколько недель назад он убил в парке человека.

Откуда в нем эта злость? И — что еще страшнее — почему в глубине души она доставляет ему удовольствие?

— Мейсон!

Он в один миг вскочил со стула.

— Я тут, — сказал Мейсон. Он сел на краешек кровати и взял Синичку за руку. Си смотрела на него большими глазами. Большими и испуганными.

— У меня диабет.

— Что?

— Прости, надо было раньше тебе сказать, но я боялась тебя напугать. — Она заплакала. По щекам покатились крупные слезы. — Прости меня, пожалуйста.

— Ты не виновата, — сказал Мейсон. Он притянул Синичку к себе, обнял и стал гладить по голове, не обращая внимания на то, что внутри у него все сжалось.

— Надо было тебе рассказать. Сказать хоть что-нибудь. Я не хотела, чтобы ты уходил. Я так боялась, что ты меня оставишь!

— Я здесь. Я никуда не уйду.

— Правда?

— Честное слово.

Он обнимал ее. И все? Разве он не должен был сделать еще что-нибудь? Синичка продолжала рыдать, и Мейсон крепко прижимал ее к себе. У него было очень много вопросов, но он не знал, с какого начать. Он ничего не знал про диабет — разве что смутно помнил, что диабетикам нужен инсулин. В начальной школе с ним учился мальчик, который каждый день должен был делать инъекцию. Получается, Синичка умрет? Но люди ведь как-то живут с диабетом. Нормальную долгую жизнь. Разве не так?

— В городе есть аптека, — сказал он наконец. — Мне сходить за чем-нибудь?

Она покачала головой:

— Уже поздно. Я заходила в каждую аптеку, и почти все разграблены. Помнишь? Ты застукал меня и подумал, что я наркуша. — Она попыталась рассмеяться, но ее смех звучал как сдавленные рыдания. — Первые недели было еще ничего, но потом не стало электричества. Инсулин быстро портится, его надо держать в холодильнике. Даже если я и найду лекарство, оно будет уже просроченное. Все это время я была очень осторожной. Старалась не есть сахар. Но теперь в этом уже нет смысла.

— Ты же говорила, что ты здорова…

— Нет. Я больна. И это значительно хуже простуды.

— Ты от меня скрывала. А я думал, мы друзья. Я думал, мы… — Он не осмелился продолжить. Вдруг он ошибся и она только рассмеется? — Надо было сказать. Я бы постарался помочь.

— Я сваляла дурака, — кивнула она. — Ты прав. Надо было сказать. Но я боялась. Посмотри, что сделал Пол. Он знал меня всю жизнь. Но все равно ушел. Мне было очень страшно, что ты тоже уйдешь.

— Я не Пол.

— Да, ты не он.