Книга Дальше самых далеких звезд - Михаил Ахманов

Мужчины, женщины… Взрослые! Ни одного ребенка, ни младенца на руках у матери, ни шустрых пареньков в толпе, ни юных девиц…

Изучать боргов – не главное, сказал Десмонд в начале пути. Они вымирают, полностью вымирают, вся планета… Вот проблема!

Подумав о Десмонде, Калеб, точно по наитию, вспомнил слова провидца Вастара. Сказанного вчера не забудешь… лучше дитя с короткой шеей, чем никакого… Наверняка лучше, согласился он, озирая толпу. Был бы Потомственный Охотник Калеб пришельцем с островов, хоть южных, хоть северных, что-то, может, и получилось бы… Но он не борг, он от другого семени, и зря ему прислали этих женщин. Одна польза от него – убить, как просила Зарайя…

Он свернул в поперечную улицу.

– Хозяин, – забормотал Тоут за спиной, – хозяин! К Дому Памяти в другую сторону. Дом, значит, на площади Одиннадцати Врат, а ты, значит, стопы направил к морю.

– Ты ешь с моей руки? – промолвил Калеб.

– Да, хозяин. Ем и пойду за тобой в Уан Бо, в Сатро, на равнину за горами и куда, значит, повелишь. Даже в…

– Раз ешь, так молчи, пока не спросят.

Посматривая на дома, на стены, сложенные из белого камня, на высокие конические трубы очагов, он шагал к морскому берегу. Ни следа разрушений, ни заделанных проломов, ни упавших труб, ни срубленных деревьев во дворах… Пожаров тоже не было – от огня камни покрылись бы копотью. Под ногой – плиты, отполированные до блеска, словно ходили по ним веками. Все прочное, массивное, древнее, но сохранившееся превосходно. Таран в эти стены не бил, их не жгли и не обстреливали из катапульты, решил Охотник. Правда, в этой узкой поперечной улице встречались нежилые дома – двери распахнуты, из труб не вьется дым, не слышно ни шагов, ни человеческого голоса.

– Никого, – промолвил Калеб, остановившись у покинутой усадьбы. – Те, кто жили здесь, умерли? Что с ними?

– Мужчины в Яме, хозяин, или тела их сожгли на костре. Ходили, значит, резаться в Уан Бо, в Ирим, а теперь еще за горы, на равнину… Много, много убитых!

– Ты тоже ходил?

– Меня еще не удостоили этой честью. Получу шлем, меч и копье и пойду.

Калеб окинул взглядом своего слугу. Тоут был крепок, но на воина не очень походил. Тысячи таких ополченцев, храбрых, но неумелых, и составляли армию Парао.

– Мужчины погибли, а где женщины? – спросил он.

– У тех, кто жив. В Пору Заката женщин, значит, больше, и они идут к другим мужчинам.

– Как Ситра и Зарайя?

– Да, хозяин.

Хмыкнув, Калеб продолжил путь. Вскоре они добрались до дамбы, что отгораживала город от моря. То была единственная постройка в Парао Ульфи, напоминавшая укрепление, и Калеб хотел ее осмотреть. Дамба оказалась невысокой, в два человеческих роста. Ее сложили из огромных, грубо отесанных глыб, а поверх тянулась в обе стороны дорога. Внизу каменное основание покрывал лес бурых водорослей, волны трепали и мотали их, выбрасывая на берег раковины и мелких многоногих существ, похожих на крабов. На краю этого сооружения через каждые сорок-пятьдесят шагов высились черепахи с чешуйчатыми шеями и шипастыми хвостами. Они стояли здесь словно шеренга стражей, призванных защитить Парао Ульфи от неведомой угрозы, надвигавшейся с моря. Калеб видел их, въезжая с Лабатом в город, но теперь ему стало понятно, что среди изваяний нет двух похожих – шеи и хвосты изогнуты по-разному, лапы вытянуты на всю длину или прячутся под панцирем, пасти чуть приоткрыты или разинуты.

Кивнув на статуи, он спросил:

– Что за твари? Зачем они здесь?

– Шатшары, – отозвался Тоут. – Поставлены, значит, предками. Разве, хозяин, их нет на твоих островах?

– Есть, но не такие, – буркнул Калеб. – У наших шесть лап и две головы.

– Надо же! – изумился слуга. – И как вы с ними справляетесь?

Охотник не ответил, направившись к широкой улице, одной из четырех, что выходили к морю. Дальний ее конец упирался в ворота у площади, и здесь тоже были лавки, кабачки и множество людей. Ближе к дамбе стояла башня, а при ней – каменный столб, с которого свисали бронзовые диски. Здесь дежурил воин в доспехах, с копьем и мечом, другие стражи сидели в тени башни.

Калеб медленно шел по улице, заглядывая в лавки. У горшечника были выставлены огромные, по грудь, кувшины, расписанные голубыми узорами. В заведении рядом торговали стеклянными кружками и штофами; стекло разноцветное, массивное, но хорошо отшлифованное. Напротив – мастерская вышивальщиц: три женщины сидят на низких скамейках, тянут иглы с золотыми и серебряными нитями. Одна из них была очень красива, с грациозной фигуркой и тонкими чертами лица. За мастерской – харчевня: запах жареной рыбы, дымящиеся ломти на металлических тарелках, фляги с темным вином, какие-то крупные плоды, нарезанные дольками. Должно быть, кабачок для простонародья – полуголые мужчины сидят на циновках, держа на колене поднос с едой.

У лавки оружейника он остановился. Здесь на открытой полке сверкали шлемы с личинами чудищ и птиц, ниже висел набор кинжалов и коротких клинков, под ними грудой были свалены наконечники для копий, серповидные крючья на деревянных рукоятях, цепи с шипастыми шарами и поножи для защиты голеней. Кузнец был острижен – первый увиденный Калебом борг с волосами не длиннее пальца. Мускулистый, смуглый, обнаженный до пояса; его бедра охватывал фартук из плотной чешуйчатой кожи.

Кузнец уставился на Калеба с явным любопытством.

– Воин с чужих земель? Нужен клинок?

– Не такой, – Калеб покосился на выставленные мечи. – Покажи длинный, и из самых лучших.

Мастер исчез в глубине лавки и вскоре вернулся с изогнутым клинком – нес его бережно, на вытянутых руках. Опустив меч перед Калебом, поднес раскрытую ладонь ко рту.

– Я быть-есть Фуар, делатель доспехов и оружия. Этот клинок трижды побывал в самом жарком пламени и трижды – в холодной воде.

– Неплохо, – сказал Калеб, потянувшись к рукояти.

Он не успел дотронуться до оружия – его толкнули.

– Седьмое Пекло! Какого дьявола!

Его толкнули опять. Он обернулся – толпа разбегалась. Резко хлопали двери лавок, деревянные щиты закрывали окна, циновки в кабачке опустели, из опрокинутых фляг сочилось вино, тарелки и куски рыбы валялись на полу. Вышивальщиц тоже не было видно – лишь брошенные одежды да мотки разноцветных нитей.

Кузнец Фуар схватил Калеба за руку.

– Ко мне, чужестранец! Ты и твой слуга! Дверь у меня прочная!

Охотник молча освободился. Странные звуки долетели до него, вой или визг, словно стая крыс с Сервантеса шла в атаку. Где-то вдали, в трех сотнях шагов, рухнул прилавок с фруктами, закричала женщина, и крик ее внезапно оборвался хрипом. Там падали люди – один, другой; падали и не могли подняться.

Фуар побледнел.

– Я ухожу и закрываю двери!