Книга Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб

Он сам добавляет, что в 1519 году двинулся за Баджаур, издав приказ, запрещающий грабежи, – чтобы вместо этого обложить население налогом, – и оставил в тылу символический отряд, который быстро выбили оттуда. В действительности Бабура сопровождало войско, насчитывавшее не больше двух тысяч человек, и еще много лет ему не хватало военной мощи, чтобы думать о покорении обширных пространств, лежащих за Индом.

Однако к концу 1525 года он привел свой дом в порядок. Он научился управлять разношерстным населением своей страны, а не просто править им, для чего ему потребовалось величайшее терпение и сосредоточенность. Он отвоевал область Кандагара у своего заклятого врага Шахбека Аргуна, который отошел на юг в «теплый климат» Синда. На западе владения падишаха простирались до таких же жарких областей персидской пустыни. Шахбек довольно цинично заметил, что Бабуру требовалась все большая территория, чтобы было где содержать его растущее войско. Однако теперь Шахбек уже умер, так же как и непредсказуемый шах Исмаил, который никогда больше не решался беспокоить восточные страны – после того, как в 1514 году потерпел поражение от турков-османов у Калдирана.

Кандагар Бабур отдал своему второму сыну, Камрану. Сам же он чувствовал, что все больше привязывается к заросшему садами Кабулу. Спустя двадцать изнурительных лет он мог назвать эту землю и народ своими. «Наши глаза, – писал он, – обращены к этой земле и к этому народу». Почему же он вдруг решил поставить на карту свои скромные достижения и попытаться завоевать Северную Индию?

Бабур не дает ответа на этот вопрос. Упоминания о том, что он вынашивал этот план годами, как и о том, что он имеет права на эту территорию, поскольку она принадлежала Тимуру, сделаны намеренно, для отвода глаз историков, и в течение нескольких веков многие из них принимали эти утверждения за чистую монету. Если бы Тигр действительно планировал за эту осень справиться с задачей, на выполнение которой ушло два последующих года, он стаи бы похож на Турди-бека – «пьяного до потери рассудка».

Стоит рассмотреть, какими силами он располагал, выступая в поход. После того как к нему, пусть и с опозданием, присоединился Хумаюн, в армейских списках значилось семь тысяч воинов и около пяти тысяч различной прислуги – слуги, помощники, возчики. Думать о том, чтобы такими малыми силами победить кишащие на индийской равнине войска и сделать это в течение одной кампании, было нереально. Александр Македонский, более беспощадный и дерзкий, чем Бабур, располагал куда более значительными силами, когда рвался через горные перевалы, при этом Александр имел весьма превратное представление о географии стран Востока, полагая, что великий Восточный океан начинается сразу же за индийскими реками. Бабур достаточно отчетливо представлял, что ждет его впереди. А это свидетельствует, что он потратил немало времени на раздумья.

Возможно, на эту авантюру его подтолкнули личные мотивы, о которых он не стал упоминать в своем дневнике. Не за горами был сорок второй день его рождения, и тридцать лет борьбы за точку опоры наложили на него свой отпечаток. Тигр был по-прежнему полон сил и мог пробежать по парапету крепостной стены, держа по человеку под каждой рукой, однако, пережив смерть почти всех своих родственников, он не мог не задумываться о приближении собственного конца и о том, что это событие поставит его семью в сложное положение. Тигр часто повторял, что «нет оков крепче, чем цепи царского сана». В эти последние годы он взял на себя ответственность за множество беженцев, осевших в Кабуле; семьи были и у всех вельмож, служивших в его войске, и им требовались земли, чтобы прокормиться. Бесплодные долины Кабула не могли предоставить бесконечное количество уделов.

Его собственная семья тоже служила источником тревог, и причины этого были не совсем обычны. В те дни любой монарх, ровесник Бабура, окружал себя выводком подросших сыновей, которые помогали отцу или замышляли против него – в зависимости от обстоятельств. Поскольку много лет Бабур вообще не имел детей, теперь у него был один Хумаюн, который в свои семнадцать лет все еще требовал присмотра. Аскари и Хиндал все еще жили на женской половине, такие же никудышные помощники, как и хорошенькая маленькая Гульбадан. Бабур был очень привязан к дочери, хотя проявлял не меньшую заботу и о ее сестрах, их матерях и старших тетках, а также мальчике Сулеймане – по указанию Бабура ему выделили земельные владения. В таком случае, где те земли, которыми будет править его семья, и кто будет их содержать, когда падишах ляжет в могилу? Нельзя объяснить простым совпадением то, что последнего из родившихся детей прозвали Хиндал – «из Хинда».

Какой контраст составлял Кабул брошенному на севере наследству! Там, в городах, знакомых с детства, как в своей вотчине хозяйничали узбеки, – в Ташкенте, Самарканде, Карши, Бухаре, соблюдая законы древней Ясы монголов, которая была так не по душе Бабуру. После рокового сражения в ущелье Гадж остатки империи Тимура были поделены на части и распределены между военачальниками варваров. Воспоминания о днях этой нравственной агонии, когда он превратился в марионетку в руках кызылбашей, никогда не изгладились из его памяти.

Несколько раз он писал в своих мемуарах, невольно перефразируя Солона, – что лишь посмертная слава является истинной оценкой человеческой жизни. В таком случае, какие песни сложат поэты о потомке Тимура, который прожил всю свою жизнь самаркандским изгнанником? Бабур, знаток такой поэзии, мог себе представить эти едкие сатирические строки. Это снова подтверждает, что он неспроста упоминал о наследстве Тимура в своих записях о завоевании Индии.

Однако его поражение в ущелье Гадж преподнесло ему хороший урок, который пошел ему на пользу. Хайдар сообщает довольно неожиданные детали разгрома якобы непобедимой персидской конницы. Он пишет, свидетельство самого Бабура утрачено, что атака фанатиков-персов была отбита благодаря тактике Убейд-хана, который расставил пеших солдат вдоль всех садов и арыков Бухары, и они осыпали персов тучами стрел. В те дни вооруженная луками пехота использовалась в этих краях чрезвычайно редко. Должно быть, Бабур слышал о том, как, вскоре после битвы при Калдиране, султан Селим Беспощадный применил против персов вооруженных луками янычаров, которые сражались пешими и, укрывшись за заграждениями, косили своими стрелами кавалерию шаха Исмаила. Сам Бабур также экспериментировал с пехотинцами, выстроенными в шеренгу и прикрытыми щитами, а теперь у него были мушкеты и пушки, доверенные надежным рукам опытных турецких канониров. С его склонностью дотошно вникать в детали, он не мог не понимать, что эпоха конных уланов подходит к концу и ей на смену приходит эра пехоты, сражающейся из-за укреплений. Той осенью в поход через Хайбер его сопровождали несколько пушек и отборный корпус мушкетеров.

Один из аспектов вторжения Бабура в Индию представляет загадку лишь для современных умов. Кабульская армия не пересекала никаких границ – ни политических, ни природных. Историографы любят рассуждать о том, как испокон веков с Хайбера и других перевалов спускались орды диких варваров, чтобы покорить население и захватить культурные долины Индии. Они упоминают пришествие ариев, случившееся в незапамятные времена, Александра с его македонцами, Чингисхана с его монголами, Тимура и Бабура с их тюрками. История получается незамысловатая, но впечатляющая, притом весьма далекая от правды.