Книга Личное дело игрока Рубашова - Карл-Йоганн Вальгрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается того, каким образом подозреваемому удалось миновать внутренний защитный вал, Мейер разрабатывает версию о проникновении его из домостроения 138 по Брунненштрассе, где подвал и поныне не замурован согласно инструкции. Беженец мог проникнуть на охраняемую территорию через один из угольных люков (20x30 см), каковую возможность техники, несмотря на протесты начальника охраны, отрицают (см. мое письменное заявление «Укрепление антифашистского вала в охраняемом объекте 4»). Другое предполагаемое место утечки, по мнению сержанта Кёлера, имеющего большой опыт работы на указанной территории, — кладбище Святого Хедвига, еще не закрытое для скорбящих посетителей. Кёлер считает, что существует возможность прорыть туннель из одного из крупных склепов — но в этом случае мы должны были бы обнаружить в зоне выходное отверстие.
Первое наблюдение беженца датируется 17 июня, то есть шесть месяцев назад (данные бывшего охранника Янсена, утверждающего, что он якобы видел подозреваемого еще в ноябре прошлого года, ни я, ни Мейер не считаем убедительными). Согласно свидетельству рядовых Кербаха и Мюллера, они обнаружили подозреваемого спящим под одним из противотанковых надолбов. Они открыли огонь, после чего подозреваемый, по-видимому, не раненый, ушел в сторону Шпрее. (Кербах утверждает, что опорожнил весь магазин с расстояния меньше, чем в десять метров, что послужило поводом для служебного расследования на предмет павшего на Кербаха подозрения в содействии беженцу из республики. Что касается Янсена, его показания, возможно, объясняются высоким содержанием алкоголя в крови после кончины супруги.)
По вопросу о наличии системы в передвижениях подозреваемого могу сообщить, что никакой особой системы выявить не удалось. Херцль, начальник охраны на участке Йоганништаль-Тельтов Канал, также отмечает бессистемность передвижений подозреваемого в период августа, когда подозреваемый находился в юго-восточном районе охраняемой территории; все указывает на то, что в период августа-сентября он беспрерывно передвигался, причем на большие расстояния (см. рапорты из других охраняемых районов, а также из Потсдама).
Каким образом он избегает сигнализации и ловушек, остается загадкой. Что касается собак, ничто не указывает, что он «вошел к ним в доверие». (Молодых собак, щенков Ингрид, а именно: Ингридхен I, Ингридхен II и Ингридхен III — пришлось усыпить после инцидента с двумя известными вам русскими офицерами; прискорбно, поскольку новые собаки, если можно так сказать, совсем иного калибра.) В доверие он к ним не вошел. Наоборот, мы обнаружили куски ткани от его одежды, судя по всему оторванные собаками.
Что касается продовольственного снабжения подозреваемого, Мейер выдвинул версию, что он питается полевыми зайцами, время от времени попадающими в ловушки с гвоздями на Килерштрассе; или каким-то образом крадет пишу у собак.
Мы обсуждали также и вопрос, куда подозреваемый прячется в дневное время. Поскольку все наблюдения приходятся на вечерние и ночные часы, можно предполагать, что у него есть пока не обнаруженное укрытие — бункер или землянка, или же он днем возвращается в Берлин-Митте.
Согласно новой схеме охраны, я до конца недели остаюсь на указанном охраняемом участке Хаузенштрассе. Надеюсь, нам удастся задержать подозреваемого до понедельника.
Литбарски.
* * *
Сетка падающего снега в шарящих лучах прожекторов… слабый, словно разведенный красный свет… а там… хлопья, кристаллы… белая медвежья шкура планеты… след зайца, быстро заносимый снегом… след человека, идущего на восток. Потом следы поворачивают к наружной защитной стене, к противотанковым ежам. Ноги утопают в снегу… все та же сетка снега, мигание прожекторов, почти ничего не видно, вдоль всей бетонной стены свистит и воет ветер, словно недобрый вестник… черная мантия ночи, изукрашенная морозными узорами. Следы исчезли… еще несколько шагов — ну конечно! Здесь, с подветренной стороны от надолбов, он и сидит. Отряхивает плащ, уставившись в темноту, в сторону Шпрее, где на том берегу мигают неоновые рекламы западного сектора, где люди спешат, пригибаются от ветра, жмутся к фасадам, бегут скорее домой, чтобы найти защиту от пронизывающей декабрьской стужи.
Город обманул его ожидания. Ничего не осталось — ни былого величия, ни парадных памятников, ни роскошных, в стиле югенд, фасадов, ни роскошных отелей. Исчез Дом Отечества, императорский дворец, бар Кемпински, исчезли полмиллиона человек. Тиргартен разграблен, от квартала Принц Альбрехт осталась куча мусора.
Но строительство в разгаре. Вот — Стена, например. Построили Стену. Даже две, они тянутся километрами параллельно друг другу гигантским кольцом. Воистину — восьмое чудо света. Сколько труда стояло за этим архитектоническим шедевром, какая техническая изощренность, какой расчет, какое планирование, какая политическая самоотверженность! Постройка вполне выдерживает сравнение с египетскими пирамидами. Или висячими садами Семирамиды в Вавилоне. Или Геркулесовыми столбами. Подумать только — материалы, миллионы тонн раствора, десятки миллионов кирпичей! А богатая декорация из колючей проволоки, причудливые арабески… если вытянуть всю проволоку, пошедшую на украшение Стены, можно три раза опоясать земной шар — одно это является непревзойденным рекордом. А гигантские армии рабочих — бетонщики, каменщики, плотники, землемеры, штукатуры, инженеры, партийные функционеры. Это подвиг, настоящий исторический подвиг, мировой рекорд, непревзойденное чудо строительной технологии.
Ему было хорошо под сенью этого чуда, и зайцам тоже было хорошо, маленьким славным полевым зайчикам, совокуплявшимся дни и ночи напролет, отчего произошел заячий демографический взрыв — их расплодилось несметное количество, теперь в этом заячьем раю насчитывались десятки тысяч очаровательных зверьков… Ему было хорошо здесь — покой, одиночество, смена времен года… Здесь он мог бы остаться навсегда, на этой ничейной земле, в нейтральной зоне, в единственном для него прибежище на земле.
Это был рай. Мирное, даже идиллическое сосуществование человека и зайцев. Зверьки привыкли к нему, они позволяли себя гладить, и летом он кормил их листьями одуванчиков. Ни одной лисы. Сколько угодно еды — клевер, хрустящие низкорослые кустики, молодые побеги и цветы всех оттенков радуги. Изредка проедет военный джип или промчится с радостным лаем сорвавшаяся с поводка и ошалевшая от внезапной свободы овчарка, атакуя разбитые футбольные мячи. А так — тишина. Мир. Обетованная земля.
Поначалу, разумеется, он видел много беженцев. Люди прыгали с третьих этажей домов, которые тогда еще стояли у границы, либо направляли машину прямо в клубки колючей проволоки на участках, где Стена еще не была достроена. Потом уйти стало труднее, во всяком случае для организации побега требовалась изрядная изобретательность. Солдаты народной полиции снесли или заколотили все прилегающие к Стене дома. Стену нарастили, построили внутренние укрепления. Была назначена награда — за человеческую дичь, за каждого подстреленного беженца герой получал двести пятьдесят восточных марок, бутылку превосходной русской водки и двухдневный отпуск в польский бордель. Потом появились мины и ружья-самострелы, электрическое заграждение, утыканные гвоздями ковры, сигнализация, страх, камеры, осколочные бомбы, битое стекло, собаки и подводные заграждения в каналах. Поток беженцев иссяк, но не совсем.