Книга Страсть и скандал - Элизабет Эссекс

— Он уже сделал это.

Стоило Катрионе заговорить, и Томас оказался возле нее. Взял ее руку в свою, предлагая ей защиту. Так она могла смотреть в лицо хозяевам, сохраняя, насколько возможно, обычное спокойствие и самообладание. Лорд и леди Джеффри были на ее стороне — она слышала, как они распекали Томаса, пока она приводила себя в порядок. Но совсем другое дело — одобрить брак их брата с гувернанткой. Тем более что гувернантка, как выяснилось, назвалась вымышленным именем и скрыла некоторые неблаговидные факты своего прошлого.

Но леди Джеффри ее удивила.

— Смею ли надеяться, дорогая мисс Кейтс, — сказала она с робкой улыбкой, — что это означает ваше «да»?

Катриона не давала еще ответа по-настоящему, не дала и сейчас. И у нее не было намерения говорить настолько искренне, как того требовал правдивый, честный ответ, которого, несомненно, заслуживал Томас, — в присутствии виконта и виконтессы.

— Миледи! Прошу вас, не думайте…

— Знаю, что я не совершенство, — вмешался Томас. — Видит Бог, нет. — Катриона не знала, заговорил ли он просто для того, чтобы помешать ей ответить, или для того, чтобы пощадить ее чувствительность, ведь на столь деликатную тему, где многое пока оставалось нерешенным, предстояло говорить перед лицом его домашних. Как бы то ни было, он сделал ей одолжение, и она была ему очень благодарна. — Я совершал ошибки. Я совершил непростительные ошибки в отношении тебя. Ошибки, которые я хотел бы искупить.

С какой жестокостью действовала судьба, задумав их разлучить! И ведь не все еще закончилось для них — судьба и поныне продолжала трудиться, орудуя своим мечом. Катрионе по-прежнему надлежало соблюдать условия дьявольского договора, заключенного с вдовствующей герцогиней, матерью лорда Саммерса. Нужно было защищать Алису. И нужно остановить Беркстеда.

— Прошу вас, Томас. — Катриону все еще изумляло его желание быть искренним и прямо высказать, что он думал и чувствовал. — Пролитое молоко не собрать обратно в кувшин. Что прошло, то прошло, краткий зыбкий миг, как сон. — И теперь, окончательно проснувшись, она больше не собиралась засыпать.

— Восхитительная философия. — Лорд Джеффри продолжал хмуро взирать на Томаса и Катриону. — Но обвинения?

Томас повторил то же, что сказал Катрионе, когда они были одни.

— Я свидетельствовал в ее защиту в судейском комитете. Сказал им, что мисс Кейтс, — он взглядом попросил у нее прощения, — то есть мисс Роуэн, в это время была со мной. Что было правдой. Еще я сказал им, что мы обручились и что она, без сомнения, получит любую помощь от меня и моих родных. — Он перевел взгляд на брата, отправляя ему безмолвный вопрос, затем вновь вернулся к Катрионе. — Так с нее были сняты все обвинения. Но, к несчастью, она до сегодняшнего дня не знала о таком повороте событий, поэтому имела основания опасаться за свою жизнь.

— Имеет их и теперь, если правда то, что ты говорил о выстрелах в саду. — Гнев леди Джеффри начинал успокаиваться, сменяясь глубокой тревогой. — О, моя дорогая девочка. Как, должно быть, вам было страшно!

— Да, ваша светлость, — тихо сказала Катриона. — Очень страшно! Надеюсь, вы сможете меня простить.

— Здесь нечего прощать. Думаю, у вас были достаточно серьезные причины, чтобы назваться другим именем. — Она взмахнула изящной рукой, отметая эти самые причины. — Но вот чего я не понимаю. Как человеку, который знает вас и ваше доброе сердце, знает, как вы любите детей, могла прийти в голову мысль, что вы совершили нечто ужасное?

Великодушие леди Джеффри иногда ставило в тупик. Кажется, вот еще один человек, который был готов думать о ней только самое хорошее.

Поскольку Катрионе было прекрасно известно как — еще один факт, который не делал ей чести, — ответить предпочел Томас:

— Полагаю, некто — настоящий убийца — пытался отвести от себя подозрения. Катриона была удобной мишенью. Все считали ее погибшей, поэтому на нее можно было свалить все грехи.

Да, он умен и изобретателен, ее Томас Джеллико, и умеет видеть то, что скрыто от остальных. Но и он не видел всего. Не мог даже догадаться.

— Погибшей? Да, но кто бы поверил в такое, говоря про мисс Кейтс, то есть мисс Роуэн? — Кассандра продолжала настаивать, что мисс Кейтс — сущий ангел. — Люди не могут по-настоящему изменить своей натуре. Так и кошке никогда не избавиться от своих полосок. Любой, кто ее знает, согласится, что она не способна сотворить зло.

Но Кэт чувствовала, что не заслуживает такой доброты — такого милосердия со стороны хозяйки. Правда была в том, что обитатели британского гарнизона ее совсем не знали. И Катриона приложила к этому немало мучительных усилий. Она избегала тех людей, которые, по ее представлениям, стали бы ее судить. И тех, кто, как она думала, находится под влиянием тети Летиции. Всем им она предпочитала своих друзей, живущих в старом дворце. Она отвергла жителей гарнизона задолго до того, как они отвергли ее.

И когда могущественные и влиятельные лица свидетельствовали против нее, люди, естественно, приняли эти обвинения, не требуя доказательств. Обычное дело — те, кто облечен властью и силой, стремятся сохранить их во что бы то ни стало.

Томас замер в нерешительности, но затем продолжил:

— Говорили, что Катриона была любовницей лорда Саммерса, мужа ее тетки, и та узнала про эту связь.

О Господи! Да, лживый, изворотливый шакал знал, куда воткнуть свой нож. Как вычленить единственный гран правды и обернуть его к своей выгоде. Чересчур благовидный, слишком удобный предлог. Всего-то и нужно было, чтобы ее заклеймили прелюбодейкой, так же как поджигательницей и убийцей. Прошлое превратилось в камень, который потянет ее ко дну.

Слава богу, она вняла собственному страху и уговорам бегумы и ударилась в бегство. На рассвете солдаты компании вздернули бы ее на флагштоке перед сахаранпурскими казармами, не дав и слова сказать в свою защиту. Лишь бегство спасло Катриону от их жестокого суда.

— Но этого не могло быть, — настаивала ее хозяйка, хотя рука ее прикрыла рот жестом потрясения. Леди Джеффри устремила на Катриону взгляд широко распахнутых глаз, молчаливо умоляя ее опровергнуть это страшное обвинение. — Кто мог сказать такое?

— Лейтенант Беркстед, — выплюнул Томас имя негодяя. — Кто же еще?

Больше некому. Шакал предостерегал ее, как она рискует, если вздумает сопротивляться. В пустых, охваченных пожаром залах резиденции он выкрикивал свои грязные угрозы, призывая на ее голову все кары небесные. Клялся, что найдет того единственного человека, который был свидетелем его злодеяния. И получил от нее повод думать, что таким человеком может стать именно она.

Именно это поведала ей бегума спустя всего несколько часов после пожара. Тихая, покорная бегума — ее не видел никто из служащих компании и поэтому не брал в расчет — держала руку на пульсе всего, что происходило в Сахаранпуре. Ее уши слышали все — от благочестивых молитв, что вполголоса возносились в мечети Джама-Масджид, до мелочных жалоб и обвинений, что потрясали гарнизон. Бегума всегда знала, откуда дует ветер. Пепел сгоревшей резиденции еще порхал в воздухе над городом, а она и женщины из зенаны — без всяких намеков со стороны Катрионы — предсказали, как все будет дальше. Голоса облеченных властью, мужские голоса — все они будут свидетельствовать против Катрионы. Она мало что сможет сказать, тем более представить в свою защиту. Ее слово против слова лейтенанта Беркстеда. Пострадают дети. И Алиса в первую очередь.