Книга Глина - Дэвид Брин

Можно предположить, что славный доктор Махарал пользовался служебным положением, чтобы таскать с работы все, что плохо лежит.

За обычным и знакомым оборудованием стоят какие-то странные машины, отдаленно напоминающие древние виселицы. Из камер высокого давления вырывается пар, свист нарастает, разноцветный туман затягивает угол лаборатории, но потом неожиданно все стихает, так и не достигнув опасной кульминации.

Горизонтальная панель машины отходит в сторону, и я вижу лежащую на платформе обнаженную фигуру, над которой тают последние клубы пара. Вид у лежащего свежий. Румяный, тестистый, как у любой только появившейся из духовки копии. Судя по чертам лица, это Йосил Махарал, труп которого я видел. Только двойник лишен волосяного покрова и отливает серым металлическим блеском с красноватым оттенком.

Фигура вздрагивает и глубоко втягивает воздух, необходимый для питания клеток-катализаторов. Глаза открываются, темные, без зрачков. И поворачиваются, словно чувствуя мой взгляд. Они смотрят на меня холодно. В них лед и агония. Если, конечно, и глазах дитто вообще можно прочесть что-то.

Махарал садится, опускает ноги на пол, встает и направляется ко мне. Хромая. Та же самая походка, дефект которой я недавно объяснял каким-то повреждением. Но это совсем другая копия. Должна быть другая. Это новый дитто. Даже хромота должна иметь какое-то объяснение. Может быть, привычка?

Новая копия? Но как? Это невозможно. Махарал мертв. Матрицы нет и копировать не с чего. Душа исчезла. Разве что он случайно положил в холодильник несколько импринтированных заготовок. Но машина, из которой вышло это существо, не похожа ни на один из виденных мной холодильников. Как, впрочем, и на печь.

Интересно. Уж не наблюдаю ли я некое технологическое чудо? Прорыв в будущее? Проект «Зоро-астр»?

Все еще обнаженный, дитМахарал всматривается в оконце моего контейнера, словно желает убедиться, что ценное приобретение никуда не исчезло.

— Похоже, у вас все в порядке. — Звук идет через небольшую мембрану, вибрация которой отзывается колыханием грязноватой жидкости. — Надеюсь, вам комфортно, Альберт?

Я не могу ответить и пожимаю плечами.

— Там есть переговорное устройство, — объясняет голем. — Под окошком.

Я опускаю голову, шарю рукой по стене и нахожу гибкий шланг с маской для рта и носа. Прижимаю ее к лицу, делаю вдох, и мое горло наполняется водой, потом воздухом. Меня бьет кашель. И все же так приятно снова дышать. Давно ли это было?

Возобновилось дыхание, а значит, и мои внутренние часы тоже затикали.

— Значит… — новый приступ кашля, — ваш Серый достал из холодильника запасную заготовку и, прежде чем испустить дух, рассказал обо мне. Ловко.

Двойник Махарала усмехается.

— Мне не нужно было ничего рассказывать. Я и есть тот самый Серый. Тот, что разговаривал с вашим архетипом во вторник утром. Тот, который стоял у моего тела в полдень. Тот, который застрелил вас во вторник во второй половине дня.

Как же это? И тут я вспоминаю странного виду машину.

Я присматриваюсь к голему внимательнее — кожа словно новая, но под ней темнеют какие-то пятна… Кажется, я понял.

— Дитто-реювенация. Так вот оно что! — После короткой паузы я добавляю: — А «Всемирные печи» хотят сохранить ваше открытие в секрете. Чтобы поддержать уровень продаж.

Его улыбка становится жесткой.

— Хорошее предположение. Если бы все было так. А социальные потрясения? Экономические трудности? Впрочем, со всем этим общество способно справиться.

Что он хочет этим сказать? Нечто более серьезное, чем социальные потрясения?

— Как… как долго дитто способен функционировать, накапливая свежие впечатления, прежде чем начинаются проблемы с загрузкой?

Махарал кивает:

— Ответ зависит от личности оригинала. Но вы на верном пути. Со временем поле души голема начинает смещаться, трансформируясь в нечто новое.

— В новую личность, — бормочу я. — Многим это не понравится.

Голем пристально смотрит на меня, словно оценивает мою реакцию. Но для чего?

Мне вдруг приходит в голову, что я как-то уж очень спокоен и миролюбив.

— Вы добавляете какое-то седативное средство?

— Расслабляющее. Нас ждут дела, меня и вас. Что толку, если вы расстроитесь. В возбужденном состоянии вы склонны к непредсказуемости.

Ха. То же самое мне всегда говорит Клара. От нее я готов это услышать, но соглашаться с этим клоуном — нет. И что бы он там ни добавил в жидкость, которой я уже успел нахлебаться, «возбуждаться» я буду, когда захочу!

— Вы так говорите, будто мы уже проходили все это.

— О да! Только вы об этом не помните. Мы познакомились довольно давно и не в этой лаборатории. И каждый раз… я избавлялся от воспоминаний.

Как еще можно реагировать на такое заявление, если не ошарашенным взглядом? Значит, я не первый Альберт Моррис, похищенный Махаралом. Он умыкнул несколько моих копий — за последние годы их исчезло не так уж и мало, — а потом избавился от них после того…

…после чего? Махарал не похож на заурядного извращенца.

Рискну угадать.

— Эксперименты. Вы похищали двойников и проводили на них эксперименты. Но почему? Почему вы выбрали меня?

У Махарала стеклянные глаза. В них отражается мое серое лицо.

— Причин много. Одна из них — ваша профессия. Вы регулярно теряете высококлассных големов и не очень беспокоитесь по этому поводу. Если дела идут хорошо — злодей пойман, а клиент платит, — вы списываете пропажу по статье неизбежных потерь, считая, что это входит в издержки работы. Вы даже не всегда обращаетесь за страховкой.

— Но…

— Конечно, есть и другие причины.

Он говорит это таким тоном, словно уже устал от объяснений. Не могу сказать, что мне от этого легче.

Молчание затягивается. Ждет? Испытывает? Предполагается, что я должен что-то вычислить, имея в своем распоряжении только то, что вижу?

Румянец, обычный после «выпечки», уже прошел. Он стоит передо мной — ничего особенного, стандартный Серый, вполне свежий и… нет, не вполне. Пятна под кожей не пропали. Используемый им процесс восстановления несовершенен. Такое происходит со стареющими кинозвездами. Сколько ни делай подтяжек, годы и беды проступают — это необратимо.

— Должен… должен быть какой-то предел. Нельзя же освежать клетки до бесконечности.

Он кивает:

— Ошибочно искать спасение только через сохранение тела. Это знали даже древние во время, когда у человеческой души был лишь один дом. Даже они знали — вечность не в теле, а в душе.