Книга Вольная Русь. Гетман из будущего - Анатолий Спесивцев

Фетр имел немалую популярность в Европе, незадолго до поездки попаданца в Созополь к нему на прием прорвался шляпник из Германии, предложивший наладить выпуск этого материала и шляп из него при финансировании Москаля-чародея. Хотя выглядел проситель несколько странным, диковатым, новоявленный магнат согласился. За время командировки и болезни хозяина производство фетра наладили на той же его собственной мануфактуре, где валяли валенки. Была надежда, что склонные к понтам атаманы, не желающие походить на гречкосеев, на такую красоту купятся.

«Представляю, как смотрюсь со стороны. Помесь бульдога с носорогом – казацкие шаровары, вышиванка, кривая сабля при ковбойской шляпе и револьвере, еще и проглядывающий сквозь сукно бронежилет. Попугай местного разлива, но… здесь и не такое носят, даже аристократы одеваются как павлины».

– Милая, уж извини, дела, постараюсь вернуться пораньше, действительно соскучился.

Москаль-чародей уже был в седле поданной ему вороной кабардинской кобылицы, за почти кошачью ловкость и изящество движений получившую имя Багира, когда супруга, всполошившись, задержала его:

– Ой, забыла! Постойте, возьмите же подарок гетману, такую же шляпу.

Шустрая наперсница ее, Гапка, быстро принесла круглую коробку из картона, перевязанную красивой ленточкой, и подала ее одному из сопровождавших везде характерника охранников.

Домчались легкой рысью до цели всего за несколько минут, заехали во двор с черного входа, с параллельной улицы, асфальтом не покрытой. Оставив охранников во дворе, где для их отдыха имелись предусмотрительно вкопанные скамейки, Аркадий проследовал во дворец в сопровождении того, кто нес коробку с подарком. Никаких паролей или документов предъявлять не понадобилось, его здесь хорошо знали.

Поинтересовавшись, где сейчас гетман, и получив ответ, что в малом приемном покое, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Там, у дверей, стояли четверо из личной сотни Богдана, десятник, возглавлявший пост, оказался знакомым.

– Доброго дня, Матвей, сообщи гетману, что я пришел.

– И вам доброго дня. Проходите, пане Аркадию, он вас ждет. – Матвей открыл двери и посторонился, жестом предлагая проходить.

Увидев входящих, Хмельницкий энергично встал, откатив любимое кресло на колесиках – легко догадаться, чьего изобретения, – вышел из-за стола. Вошедшие сняли головные уборы и поклонились. Попаданец – кивком, сопровождающий – почти поясным поклоном.

– Проходь, проходь, Аркадий. Да ты, погляжу, в обнове, раньше я у тебя таких шапок не видел.

Друзья обнялись, Богдан сделал шаг назад и с интересом рассматривал обнову в руке собеседника.

– Только-только научились их делать. Вот и тебе в подарок принес. Кирилл, – обратился характерник к сопровождающему, – давай сюда коробку и иди к ребятам. – Взяв коробку одной рукой, Аркадий другой повесил свою шляпу на вешалку также собственной мебельной фабрики. Изделия у собравшихся в ней мастеров выходили далеко не такими изящными и красивыми, как у мебельщиков королевских дворов Европы, но по удобству не знали равных. Имперский посол закупил сразу два комплекта кабинета, гардероба и спальни, один сразу отправив в Вену.

Извлеченную из коробки шляпу всевластный диктатор немедленно водрузил на голову и подошел к большому зеркалу на стене посмотреть, как в ней выглядит. Смотрелся, кстати, несмотря на польского покроя одежду, хорошо. Умное жесткое лицо его, с взглядом шерифа из какого-нибудь бандитского местечка, выглядело естественно в этой обнове. На свой известный портрет гетман походил очень мало – выглядел не уставшим от жизни толстяком, а крепким и опасным мужчиной, хоть и с некоторым избытком веса и густой сединой в усах.

– А ты знаешь, добра шапка.

– Вообще-то это шляпа, летом-то ее куда лучше носить, чем казацкую шапку.

– Нехай буде шляпа, – не стал спорить Хмель. – Главное, що добра.

Хозяин кабинета еще несколько секунд повертел головой перед зеркалом, потом вернулся за стол и положил обнову на него. Гость сел на стул напротив.

– Чего-то срочно звал? Я даже пожрать не успел, переоделся и сразу к тебе.

– Ничего, с голоду не помрешь. Порадовать тебя хотел вестями да посоветоваться.

– Радуй.

– От… – Гетман покрутил головой, но произносить характеристику наглеца вслух не стал. Наедине Аркадий позволял себе много вольностей в общении, но пользу эти беседы приносили, а лизоблюдские восхваления диктатору успели надоесть. – Гишпанский король тебе орден пожаловал. И графский титул с имением, кажись, где-то в Португалии.

Знаменитый характерник растерялся, не врубаясь в услышанное. Сообщение о титуле и землях в неподконтрольной на данный момент королю провинции Аркадий пропустил мимо ушей (совершенно напрасно, Фердинанд вел борьбу с мятежниками куда более решительно и удачно, чем покойный Филипп), но награждение «Золотым руном» его поразило не меньше, чем в свое время «Золотой шпорой».

– Постой, постой, в Испании ведь только один орден…

– Один, – явно наслаждался ситуацией Хмель. В общении этой пары куда чаще приходилось удивляться ему самому, реванш так сладок…

– Но «Золотое руно» дают только самым знатным, королям и высшим аристократам![12]

– В твое, как ты говорил, рабоче-крестьянское происхождение не поверит и сельский дурень. А его величество Фердинанд совсем не дурень.

– Да я и не говорю, что он дурак! Но как обосновано награждение католическим властителем колдуна с края света? Который, кстати, в Испании ни разу не бывал и королю лично неизвестен. Когда такой орден вручают диктатору большой страны-союзницы, фактически некоронованному королю, это нормально. Но…

– Фарфоровый галеон вернулся с плаванья[13]. И серебряный флот прибыл в Кадис.

– Аааа… понятно.

Практически до двадцатого века суда, пересекавшие океаны, несли огромные потери в экипажах из-за цинги, прежде всего, и болезней, распространявшихся крысами. Аркадий написал лично королю о возможности существенно снизить заболеваемость и смертность. Судя по такой реакции, к его советам прислушались. Для государства, раскинувшегося по берегам нескольких океанов, нововведение имело огромное значение.

В беседе наступила небольшая пауза. Попаданец привыкал к новому статусу, такое награждение автоматически приравнивало его к высшим грандам Испании. Ощущения большей частью нахлынули приятные, однако, вопреки мажору, вкралась и минорная мысль.