Книга С петлей на шее - Николай Трой

— Враг!

Еще не успев осознать смысл слов Виктории, Арина бросилась в снег. На лету сгруппировалась, выставила автомат. Завертела головой, в поисках хантеров, но увидела лишь бесконечный и успевший обрыднуть снег. Веселкова бросила вопросительный взгляд на девушку, та коротко кивнула куда-то. Арина посмотрела в указанном направлении и ахнула.

Константин Керенский и два американский спецназовца как ни в чем не бывало двигались вперед. Автоматы заброшены за спины, словно они на прогулке, а не в «метели»! От шлема Керенского периодически отлетает облако дыма. Курит, подонок! На таком малом расстоянии Старшая Хранительница даже различила обрывки фраз.

Арина вздрогнула. Если бы Виктория во время не заметила врагов, налетели бы прямо на них. И тогда — прощай славный эффект неожиданности! А там, глядишь, и головы…

— Держу цель! — лязгнула сталь в голосе Виктории.

Арина, под впечатлением от неожиданности, непонимающе обернулась к амазонке. Девушка неотрывно смотрела в оптический прицел автомата, и казалось, срослась с оружием. Вся поза напоминает сжатую стальную пружину, что распрямиться только с нажатием курка, когда кусочек раскаленного свинца прервет чью-то жизнь. Жизнь близкого, если не родного человека…

9

Бывают в жизни моменты, когда кажется, что ничто уже не сможет помешать задуманному. Кажется, что если приложено столько усилий, пройдено тысячи дорог, потеряны миллионы душ, то все просто обязательно должно получиться… А сколько выпито горькой воды из придорожных источников, отравленных страданиями и муками. А сколько ночей было проведено без сна, когда смотришь в бесконечную, родную, но такую бездушную пустоту звездного неба и раздумываешь о смерти. Сколько раз палец поглаживал курок, а сердце устало замирало. Ждало своего часа… Но — все! Сейчас ты дойдешь до финальной черты, за которой тебя ждут победа и заслуженный отдых.

Но у слепой Судьбы, коварной, как портовый убийца, что бросается из темноты с кинжалом, свои планы. Ей недостаточны твои потуги, для нее малы твои жертвы. И она, с легкостью опытного шулера, меняет карты в колоде, подкладывая врагу десяток тузов. А сама с холодным равнодушием посмотрит на то, как ты будешь выкручиваться. И плевать она хотела на то, что ты, может быть, захлебнешься и пойдешь ко дну. Ей важна сама Игра, а не результат…

Солнечный день подходил к концу. Снег, по-моему, стал реже, и сумерки не так резко меняли картины окружающего пейзажа. К тому же, будто по заказу, ветер почти утих. Над развалинами, что уже почти не видны под многометровыми слоями снега, повисла тишина. Наши шаги — единственный звук в окружающем нас мертвом мире. Вокруг проплывают заснеженные холмы, могильными крестами на всеобщем кладбище возвышаются скелеты зданий, почти не видные из-подо льда. Где-то вдали тоскливо проревела какая-то тварь. Ее вой был настолько тосклив и зол, что мурашки пробежали по коже, а на руках волосы встали дыбом. По-моему, мне такой твари видеть еще не доводилось. Впрочем, что значат жалкие три года Катастрофы, по сравнению с тем, что может скрываться в «метели»?!

После короткой, но жаркой схватки со «спрутом» осторожность переросла в фобию. Я буквально прикипал взглядом ко льду под ногами, прежде чем ступить на него. А если участок покрыт снегом, старался обойти. Американцы косились, но молчали. Впрочем, Джеймс и сам проявлял повышенную настороженность. Так как он шел в середине группы, старался ступать только по моим следам. И всякий раз выжидал, когда же я пройду вперед. «Метель» кого угодно научит осторожности.

Ветер утих почти полностью. Рваная штора снега поредела еще больше, открывая часть горизонта. Почти впервые за три года после Катастрофы я увидел солнце. Мутный огненный шар на несколько мгновений вынырнул из грязных свинцовых туч, обжег теплом и печалью и скрылся вновь. В скупых лучах солнца ослепительно блеснули багровые звезды на знакомых шпилях. Они обожгли, заставили сердце тревожно и радостно забиться. Ни с чем не спутать гамму чувств, что возникает при взгляде на них: гордость, историческую заинтересованность и политическое отвращение.

— Мы в пяти километрах от цели, командир! — бодро проинформировал Джексон. Американцы смотрели на далекий Кремль, будто воочию увидели победно шагающую по вражеским странам статую Свободы.

Я не ответил. Где-то в глубине души возникло странное чувство. Оно росло, крепло, распрямляло пепельные, пахнущие болью крылья, пока не превратилось в давящее ощущение пустоты. Это новое чувство настолько захватило меня, что я невольно замедлил шаг. Чувство одновременно требовало выхода в сдавленном стоне сквозь зубы и обязывало задавить его в глубине, в зародыше. Именно таким и должно быть настоящему предчувствию беды.

Я оглянулся. Восторг и тихий ужас одновременно морозом скользнули по коже, и я едва сдержал дрожь.

Мы шли по холму. И в дырах снежного савана отчетливо было видно почти весь путь, что мы прошли. Величественный некогда город предстал в развалинах. Сплошное кладбище. Могилы надежд и несбывшихся желаний, непрожитых жизней и неродившегося счастья. Багровые солнечные лучи осторожно скользнули по заледенелому насту, по обугленным развалинам, по ледяной пустыне…

Словно устыдившись быстро меняющегося мира, снежная туча вновь укрыла солнце, и тьма милостиво набросила пелену неведения. Но мрачное чувство причастившегося к тайне человека по-прежнему ярко цвело в душе. Сидя в Гарнизоне, в глубокой яме, с трудом приспособленной для жизни, понимаешь, что произошло. Но истинный масштаб Катастрофы предстал только сейчас, когда я своими глазами увидел Москву с высоты.

Я поспешно отвернулся, стараясь унять постыдную дрожь в руках. Заставил себя сделать шаг, усилием воли выбрасывая страшную картину из головы. Должно быть, это ужасно, вот так наблюдать настоящий конец света. И только сейчас, увидев ледяную пустыню, я внутренне согласился с Джексоном — настал Армагеддон. Все те мысли, наивные надежды, что трусливо лелеяли мы в Гарнизоне, будто скоро прибудет помощь, чтобы всех нас спасти, сгнили в своей несостоятельности. Мир действительно умирает…

Шаг удалось сделать с титаническим трудом, но следующий дался легче. Американцы шли впереди, ничего не подозревая о моем эмоциональном состоянии. Лишь однажды Джеймс обернулся — узнать причину моего отставания. Я, стараясь выглядеть бодрым, махнул рукой, переставляя одеревеневшие ноги. Коммандос махнул рукой в ответ, вновь переключился на неусыпное бдение, оценивая степень опасности на пути. В этот момент они ассоциировались у меня с бездушными автоматами, машинами убийства. Американцы упорно двигаются в пути, не отвлекаясь на мелочи. А может быть, они уже вволю насмотрелись на то, что я недавно увидел? Ведь полтора года они провели на поверхности.

Я не выдержал, вновь обернулся. С некоторым удовлетворением я увидел, что снег закрыл страшный пейзаж, а сумерки еще больше сгладили острые углы. Теперь уже не казалось, что миру настал конец и спасения ждать неоткуда. Теперь произошел всего лишь локальный Армагеддон. Много людей погибло, но это еще не конец! Мы выживем! Вопреки всему!