Книга Камень ацтеков - Александр Михайлов

«У него взгляд разочарованного старика», — вяло подумал Баррет.

«Тут не ребенок, а то, что греки называют nanos — взрослый человек-карлик», — с отвращением понял он.

Карлик с лицом ребенка уже отвернулся, холодно задев пирата мимолетным вниманием.

— Тэдди!

Малыш вроде бы нехотя, но довольно проворно побежал на женский зов. Фигурка дамы стояла в полупрофиль к Баррету. Склоненную голову женщины прикрывал чепец с лентами, завитые светлые волосы слегка выбивались из-под него. Темное, богато отделанное кружевами платье оставляло открытой высокую шею.

«Господи, это же Саммер. То-то слышал, что Форстер перебрался на Ямайку».

— Пэм! — заорал Баррет.

Женщина резко обернулась, потом попятилась, придерживая длинный шлейф, и исчезла за дверью.

Два огромных дога — звери мраморной масти — уже неслись скачками через газон.

«В доме наверняка полно рабов, если я останусь, то будет стычка и разразится скандал, я потеряю возможность появиться тут снова».

Баррет заставил себя отступить. Он уходил, прислушиваясь к хрипению псов по ту сторону решетки. Через два квартала капитана догнал запыхавшийся пожилой негр.

— Постойте, сэр моряк.

— Чего тебе понадобилось? Проваливай отсюда, парень. Видишь ли, я сегодня очень зол и не расположен к беседам.

— Моя госпожа, миссис Форстер, приглашает вас на обед.

— Когда?

— Завтра в два часа пополудни.

— Значит, через четыре склянки после того, как на судне просигналит рында. Ладно, скажи своей хозяйке, что я приду, если, конечно, найду для нее время. И не забудь убрать псов — мне не нравится их масть.

Шокированный лакей окинул пирата беспокойным взглядом.

— О вашем отказе не может быть и речи. Это очень важное дело.

— Дела на судне для меня важнее.

— Так вы не придете? Что передать госпоже?

— Передай, что капитан подумает.

Баррет вернулся к себе на «Синий цветок» так же, как и ушел, — в одиночестве. Лейтенант Брасье оказался на месте. Он, стараясь ничем не выделяться, стоял у борта и тихо разговаривал со Смоком. Тот громко и охотно ржал над какой-то шуткой француза.

«Что мне делать-то? — уныло подумал Баррет. — Если я не приду, то так и не узнаю, чего от меня хотели, а если заявлюсь в дом Форстера, то, пожалуй, сам за себя не ручаюсь — переломаю там все. Хотя что значит для меня какая-то миссис Памела Форстер? Да ровным счетом ничего. К черту Памелу. Я приду и заявлю ей об этом прямо в лицо».

Ночью тихо поскрипывало дерево бортов, как будто по судну бродил кто-то невидимый.

Утро занялось довольно тускло. Слабая волна трогала обшивку, пленка пролитого кем-то масла жирно блестела на воде. За бортом болтались очистки фруктов.

Баррет мельком глянул на кружку, она отливала светлым цветом морского песка. Рядом с кружкой залежалось блюдо, накануне до блеска отполированное коком. Лицо самого Баррета отражалось в светлой поверхности.

«Я чертовски похож именно на самого себя — на того, кого испанцы называют el ladron — разбойник и бандит».

Он нашел обломок зеркала и сбрил недельную щетину.

— Эй, бездельник Раймонд!

— Я тут, хозяин.

— У нас есть приличная одежда и уложенный парик?

— Что такое «приличная одежда»? Если костюм от портного, то вы его не заказывали. Если то, что подороже из добычи, то ее сейчас навалом в кладовой. Там есть как раз вам по росту. Кое на чем оставалось немного крови, но эти пятна я почистил еще до того, как они застарели. Париков точно нет. Один был у доктора Кида, но позавчера поддельную прическу сорвало с докторской лысины и унесло куда-то в море. Если хотите, я сделаю поровнее ваши собственные волосы…

Баррет сошел на берег в синем камзоле и с батистовым воротником, который накрахмалил Раймонд.

Псы возле дома Форстеров исчезли. Вчерашний лакей-негр вежливо поклонился.

Питер поднялся по ступеням, прошагал мимо отделанных резным деревом стен, цветных шпалер, мимо нескольких сумрачного вида картин с мужскими лицами в обрамлении старомодных высоких воротников. Двойная дверь столовой отворилась.

— Мистер Баррет, — объявил лакей.

Баррет вошел и сел за накрытый стол, он ел и пил, но не чувствовал вкуса. Посуда сверкала серебром. Негр-слуга молча ждал у него за плечом.

Памела сидела напротив — красивая, разодетая, как настоящая дама, и очень прямо — так, что спина не касалась стула. Она была в высшей степени привлекательна. Баррет ненавидел ее.

Сам Найджел Форстер, по счастью, не показывался.

«Сколько Пэм сейчас лет? Тогда вроде было восемнадцать, сейчас около двадцати. Хитрая шельма, у которой неизвестно что на уме».

— Вы не могли бы пройти со мной в кабинет, мистер Баррет?

Памела быстро исчезла за портьерой, в небольшой комнате она опустилась на мягкий, обитый тканью табурет, красиво разбросав широкие складки платья. Самому Баррету досталось дорогое, но неудобное кресло.

— Я очень рада, что вы живы и вернулись, Питер.

— Надо же!

— Не будем ворошить старые обиды. Мне очень нужен надежный человек, опытный моряк, который не боится риска…

Его раздражало тут все — хорошие шпалеры и французской работы секретер, шлейф на платье хозяйки, сами стены дома.

— Я заплачу вам, — добавила она. — В разумных пределах вы можете попросить все.

Баррет вздохнул. От Памелы пахло цветами.

— Знаешь, Пэм, если ты задумала затащить меня в спальню, то лучше я двину к шлюхам. Они будут почестнее и почище.

Она немедленно заплакала — крупные как бусины слезы стекали по гладким щекам. Баррет скривился.

— Мне доводилось видеть, как хнычут и женщины, и мужчины — у моих испанских пленников это получалось куда убедительнее. Они готовы на все, чтобы вывернуться непокалеченными и уберечь свое барахло. Кого ты задумала удивить?

— Не говори так.

— Почему? Ты хотела денег — достаточно больших, чтобы заделаться кем-то вроде леди. Я пытался их тебе достать, однако ты нашла себе куш поближе и побольше. Раз имеешь то, что хотела, так и оставь меня в покое.

— Дело не в деньгах.

Памела сильно побледнела — так, что крошечные веснушки выступили у нее на скулах. К женским обморокам Баррет всегда относился скептически — он легко замечал, когда падающие девушки берегли себя и выбирали место поудобнее.

— Прощай, Пэм, я ухожу.

— Питер, погоди.

Он нехотя обернулся.

Зрелище стоило того.