Книга О приятных и праведных - Айрис Мердок

Дьюкейн сделал глубокий вдох и глотнул, не дав ему вырваться наружу вздохом.

— Я пришел повидаться с мистером Биранном, — сказал он, — но вы вполне можете заменить его.

— Если я могу быть вам полезной, мистер Сладкин, я к вашим услугам.

— Почему Радичи покончил с собой?

— Я не знаю. Мистер Радичи был странный человек со странными привычками, и в голову к нему приходили странные мысли.

— А мысль шантажировать его принадлежала вам или вашему мужу?

— Понятия не имею, мистер Сладкин. Я — женщина. Взгляните!

Дьюкейн глядел, но в голове его теперь царила холодная ясность. Он отметил, что вид больших коричневых кругов у нее на груди напоминает ему о Файви.

— Расскажите мне о Радичи.

— Я могла бы полюбить вас, мистер Сладкин. Вы могли бы любить меня.

— Сомневаюсь, Джуди. Так расскажите мне о Радичи.

— В смысле, чем мы занимались по ночам в подвале?

— Подвале? — насторожился Дьюкейн.

— В подвале министерства.

— Ах, ну да, — раздельно сказал Дьюкейн, лихорадочно соображая. — Разумеется. Вы с Радичи спускались в подвалы под служебными помещениями, в прежние бомбоубежища.

— Правильно, мистер Сладкин. Я полагала, вы знаете. Думала, что вам все известно.

— Практически все. Я лишь хочу услышать от вас недостающее. Для чего вы спускались в подвалы?

— У него на дому становилось не совсем удобно, — и супруга под боком, и соседи… Шуму от нас хватало.

— Хм-м. А миссис Радичи, что, — знала про это?

— А как же, все делалось очень честно.

— Она была не против?

— Не знаю, — сказала Джуди. Тело ее раскачивалось круговыми движениями, довольно большие ступни, служа ему точкой опоры, по-птичьи вцепились длинными пальцами в ковер. — Виду не показывала. Но на самом деле, думаю, была против.

— Радичи не тревожился, что огорчает свою жену?

— Когда он бывал со мной, мистер Сладкин, он ни о чем не тревожился. Нет такого, что могло бы тревожить мужчину, когда он со мной.

— Чего Радичи хотел от вас? — спросил Дьюкейн. — То есть помимо штук очевидного сорта?

— Ни к чему очевидному, мистер Сладкин, штуки, свойственные мистеру Радичи, не имели никакого отношения.

— Ну, спать-то он с вами, очевидно, спал?

— Нет, что вы, ничего подобного! Все происходило на чисто духовном уровне, как говорится. К тому же большей частью — в присутствии миссис Макрейт.

— Вот как. Вы принимали участие в обрядах, ворожбе?

— Я в этом, по-настоящему, совсем не разбиралась, просто делала, что он мне скажет, а что там совершается, в основном не видела. Некоторые господа чего только не напридумывают! Он не первый такой.

— Говоря «на духовном уровне», вы что имели в виду?

— Все строилось на идеях, на том, что варилось у него в голове. Бывают такие люди. Он меня и не тронул ни разу — руками, я хочу сказать.

Последняя часть этой фразы произвела на Дьюкейна действие, в котором он не сразу распознал крайнее физическое возбуждение. Резким движением он отодвинул кресло и встал. В тот же миг Джуди Макрейт дернулась, как от удара током, и приняла другое положение, закинув голову назад и сделав шаг по направлению к нему. Одновременно с этим она взяла что-то со стола. Теперь опущенный взгляд Дьюкейна отыскал то, чего старательно избегал до сих пор, — то место, где более всего сгустились тени.

— Не уходите, — вкрадчиво сказала она. — Или возьмите меня с собой. А как насчет ваших штук, мистер Сладость? Какие бы они ни были, я могу их исполнить. Да еще и научить вас кой-чему.

Что-то мелькнуло в мутном свете, разделяющем их, порхнуло к нему на запястье, легко прошлось по волоскам вдоль предплечья. То был тонкий, как острие карандаша, кончик хлыста для верховой езды, другой конец которого держала Джуди.

Дьюкейн отдернул руку и быстро вышел из комнаты. Полуощупью прошел по холлу, распахнул парадную дверь и зажмурился от неожиданно яркого света на улице. Он торопливо зашагал по тротуару — и едва не столкнулся с Биранном, который нес в руках бутылку. Оба в смятении обменялись взглядами, и Дьюкейн поспешил дальше, успев заметить, что лицо Биранна исказилось от страха.

Глава двадцать пятая

— А почему звери не сморкаются? — спросил Эдвард.

Ответа как будто никто не знал, не нашлось и охотников начать обсуждение этой темы. Мэри варила блюдо из ревеня. Пола, водя глазами по странице «Энеиды», погрузилась в думы о собственной тайной напасти. Дьюкейн был занят составлением и оценкой сугубо тайных картинок с Джуди Макрейт.

— Дядя Тео требует к себе Минго, если можно, — сказала, появляясь на кухне, Генриетта. — А вам пришла открытка, Джон.

Близнецы извлекли из Монтрозовой корзины уютно прикорнувшего в ней Минго и, таща его в четыре руки, удалились.

На открытке Дьюкейн увидел фигуры женщин, носящих чадру. На другой стороне Кейт писала: «Мой милый, женщины под чадрой — волнующее зрелище, хотя не мне бы говорить, поскольку ни за что не согласилась бы оказаться на их месте. Здесь дивно! Сегодня утром наблюдала, как собачки выделывают нечто неописуемое. Уточнять на открытке не решаюсь. Не знала, что у собак бывают пороки! С любовью».

Дьюкейн опять перевернул открытку и хмуро оглядел женские фигуры. Он вспомнил, что его в Танжере тоже волновал вид женщин в чадре, и это воспоминание как-то противно примешивалось к мощным флюидам Джуди, все еще окутывающим его. Как удивительно, что столкновение с ничем не прикрытой Джуди привело ему на память скрытых от посторонних взоров африканок. Видимо, некое устройство, заключенное в нем, автоматически отзывалось одинаково на два этих образа. Я отключаюсь от действительности, думал он, я становлюсь таким же, как Радичи, все воспринимается непрямо, все происходит у меня в мозгу. И кстати, в чем же состоят мои штуки?.. Вопрос был не лишен интереса.

Он снова перевернул открытку, стараясь сосредоточиться на мыслях о Кейт, чудесной Кейт, с ее нимбом курчавых золотистых волос и ласковым, теплым нравом. Но Кейт ускользала от его внимания, и то центральное место, которое ей полагалось бы занимать, либо пустовало, либо скрывалось от глаз. Стойко держалось все то же ощущение автоматизма. Мне нужно ее присутствие, думал он. Я плохо приспособлен к отсутствию, во всяком случае — к ее отсутствию.

Душевное равновесие Дьюкейна было нарушено не только самою Джуди, но и тем, что она ему сказала. На первый взгляд открытие, что «операции», которые производил Радичи, совершались в заброшенных бомбоубежищах на подвальном этаже министерства, как будто подтверждали, что подозрения тех, кто опасался за интересы спецслужб, не лишены оснований. Занятия магией могли быть просто ширмой, прикрытием для ночных деяний совсем иного рода. Однако по некотором размышлении Дьюкейн решил, что это маловероятно. Радичи, при желании, и так ничего не мешало оставаться в здании министерства хоть на всю ночь, а придумывать на свою голову разные сложности с участием девиц, когда у тебя совершенно другие цели, значило бы идти на бессмысленный риск. Нет, заключил Дьюкейн, вновь получается, что эту историю следует принимать за чистую монету. Вот только какова она, эта чистая монета? В который раз на него накатило постылое чувство автоматизма. Может быть, и нет в этой тайне никакой сердцевины, — ничего, кроме унылых сексуальных исканий неуравновешенного мужчины?