Книга Вампиррова победа - Саймон Кларк

4

Когда по экрану побежали заключительные титры «Цвета пурпура», Дэвид присоединился примерно к дюжине киноманов, направлявшихся к выходу. В таком развлечении нет ничего особенного, но Дэвид наслаждался тем, как проводит вечер. Он чувствовал себя отдохнувшим и готовым отправиться на боковую.

Да, город Леппингтон, надо отдать ему должное, был достаточно приятным — как бывает притягательна поблекшая жухло-желтая старая фотография. Но того, что он успел увидеть, еще недостаточно, чтобы удержать его здесь. Ни на остаток отпуска. Ни профессионально. Приглашение от доктора Фермана все еще лежало у него в кармане.

Если чего ему и хотелось, то это провести побольше времени с дядей Джорджем. Он догадывался, что первые шесть лет его жизни старик был ему вторым отцом. Просто взять и уехать отсюда было бы жестоко. Дэвид решил, что пообещает «не терять связи», не будет больше ограничиваться только открытками на Рождество и случайными телефонными звонками. Он может даже пригласить старика на пару дней в Ливерпуль.

У главного выхода Дэвид задержался в теплом фойе. Снаружи во тьме дождь хлестал по мостовой. Грохотал гром, ночное небо разорвал зазубренный штык молнии. Гроза разбушевалась не на шутку.

Глава 20

1

Вот каков Леппингтон в полночь. Дождь стегает черные шиферные крыши. Вспыхивает молния, на долю секунды превращая черные как уголь крыши в серебро — ослепительное серебро. Субботние гуляки разбрелись по домам для полночного сидения перед телевизором, блюд на вынос из китайского ресторана, пьяной любви или просто сна. В лавке, торгующей чипсами, с чудесным названием «Тропа тигра», Хлоя и Саманта Моббери бьют по лицу Джиллиан Вуртц. Джиллиан сказала в шутку, что Диана Моббери, наверное, сбежала с любовником-цыганом. Теперь Джиллиан лежит навзничь на кафельном полу, усыпанная кусками горячей трески и чипсами и политая уксусом; из порезов на лбу, оставленных кольцами сестер Моббери, струится кровь. В день свадьбы она скроет шрамы под макияжем, но побои в лавке чипсов она будет помнить и пятьдесят лет спустя — в день своей смерти. Шрамы души невозможно скрыть раз и навсегда.

Снова огромными взрывами мерцающего серебра расцветает молния. Гром обваливается с холмов, бряцая оконными рамами и будя младенцев и собак, вздымая вой, в котором сливалось человечье и собачье естество.

Река Леппинг, обожравшаяся дождем, ползет через город будто толстая артерия, вздувшаяся так, что вот-вот лопнет.

Ветер дует сильнее. Он вздыхает вокруг карнизов «Городского герба». А когда налетает более резкий порыв, вздох перерастает в стон, прежде чем угаснуть до всхлипа разбитого сердца.

Воробей, пойманный штормовым ветром, отчаянно пытается достичь безопасного убежища под выступом церковной кровли. Взмахивая крыльями, он стремится спастись от немилосердного дождя и ветра. Вспыхивает молния, и воробей теряет ориентацию в пространстве: птица летит вниз, не вверх.

Крылья воробья задевают могильные камни на кладбище. Сорванные с урн цветы летят вместе с ним безумной стаей красных и желтых лепестков. Как удар молота ухает в землю гром. И от него через могильные камни бегут вибрации, под дерн вниз, во влажную землю, к гробам на глубине двух метров. Кости мертвецов дрогнули в мистическом сродстве с этими гигантскими ударами, что сыпались на промокший город.

Порывами налетает ветер. Воробей бьет крыльями в надежде убежать от бури, пока холод и сырость не проникли в его тело и не заморозили ему сердце.

В мельтешении перьев и кружащихся лепестков он поднимается все выше в небо, к серебристым разрывам молнии — среди тучи.

Быть может, его мозг неверно обработал информацию, поступающую от глаз и ушей. Быть может, воробей решил, что он заперт в какой-то пещере, а вспышки молнии — это дневной свет в отверстии входа.

Ослепшая от дождя птица бьет крыльями ночной воздух.

Перед воробьем встает «Городской герб», в темноте похожий на чудовищный струп. Мигает серебром молния. И это серебряное мигание отражается от сырой кирпичной стены.

Воробей спешит, летит быстрее.

Внезапно перед ним вырастает в сиянии квадрат чистейшего серебра.

Свобода.

Воробей метнулся к ней.

Мгновение спустя тело птицы со сломанной шеей падает вниз на мостовую.

2

Не переставая сворачивать носки, Дэвид Леппингтон поднял глаза.

Такой звук, будто кто-то бросил ему в окно мяч. Он определенно слышал приглушенный удар.

Дэвид отодвинул в сторону занавеску. По стеклу скатывались капли воды. Когда вспыхивала молния, некоторые из них становились розовыми.

Кровь, подсказала вечно бдящая профессиональная часть его мозга. Как может быть окно посреди ночи залито кровью? Особенно если оно находится на пятом этаже?

Вспыхнула молния. Гром. ГРОХнуло крышу.

Птица, догадался Дэвид. Наверное, потерялась в темноте и налетела на стекло.

Он уронил носки в открытый ящик.

Зевнув, поглядел на часы. Десять минут первого.

Ему хотелось спать, но он сомневался, что удастся заснуть, когда боги играют в свой небесный футбол. Грохот даже вызывал благоговение. Каждый ГРОХ! грома звучал как удар молота о гостиницу.

Под босыми ногами вибрировали доски пола.

Он сел на кровать, снова зевнул, размышляя, не включить ли телевизор.

Лучше не стоит, подумал он, гроза и телевидение плохо сочетаются друг с другом. Он вспомнил: когда ему было двенадцать, он с родителями смотрел «Стар Трек», в антенну ударила молния.

Экран мигнул, а потом раскололся пополам с ужасающим «бац!». Вслед за этим комната заполнилась едким дымом. Собака спряталась под буфет, и еще два часа спустя они пытались выманить ее печеньем и игрушками из скрученной сыромятной кожи.

Поэтому он выдернул из телевизора штекер антенны и отправился чистить зубы.

За этим занятием он случайно поглядел на низ двери. Вдоль щели между ковром и придерживающим его латунным зажимом двигалась тень.

Насколько ему было известно, единственный постоялец на этом этаже, кроме него, — Бернис Мочарди. Она, наверное, возвращается в свой номер после вечера в городе. Если он поспешит, то еще успеет высунуть голову в дверь, чтобы пожелать ей доброй ночи и напомнить о завтрашнем дне. На задворках сознания рассеянно колыхалась надежда, что ему удастся завязать разговор. А потом, может быть, пригласить ее на чашку кофе, а потом...

О нет, хватит Дэвид, с усмешкой осадил он самого себя. Тебе никогда особо не удавалась роль хищника или сексуального маньяка. К тому же романы на одну ночь — не такое уж удовольствие, как их обычно выставляют.