Книга Час Ворот - Алан Дин Фостер

Джон-Том молчал, держа на плечах мертвое тело.

– Вы же говорили… говорили мне…

– Я говорил, чтобы спасти тебя самого. Отчаяние не способствует быстроте мысли и действий. Но ты уцелел. Талея же, благослови Господь ее беспокойное вспыльчивое сердечко, ругала бы тебя за эту жалость, будь она сейчас здесь.

– Ты лжешь, маленький твердопанцирный…

Клотагорб на всякий случай отступил.

– Не заставляй меня останавливать тебя, Джон-Том. Да, я обманул тебя. И не в первый раз, как утверждает этот торопыга Мадж. Ложь во благо – тоже род правды.

Джон-Том испустил нечленораздельный вопль и рванулся вперед, ослепленный и бесповоротной потерей, и двуличием чародея. Тело Талеи – более не личность, даже не воспоминание – скатилось на землю. Он слепо тянул руки к невозмутимому волшебнику.

Клотагорб видел, как копится гнев, видел признаки его в лице юноши, в позе его, в движениях мускулов под кожей. Руки чародея шевельнулись, и он шепнул чему-то невидимому: «анестезия» и «фиксируй».

Джон-Том повалился, словно от удара собственным посохом. Заметив суету, подошли солдаты.

– Он мертв, сэр? – полюбопытствовал один из них.

– Нет, но в настоящий момент хотел бы умереть, – чародей показал на безжизненное тело Талеи. – Скорбит по первой жертве войны.

– А этот? – самец белки указал на распростертого рядом Джон-Тома.

– Любовь тоже ранит. Через какое-то время поправится и он. Ему нужны отдых и забвение. Там, за штабным шатром, есть другой, поменьше. Отнесите его туда.

Унтер подергал хвостом.

– А он не будет опасным, когда придет в себя?

Клотагорб посмотрел на спокойно дышавшего молодого человека.

– Едва ли… Даже для себя самого.

Белка ответила воинским салютом.

– Будет сделано, сэр.

Немногие средства, подумал Клотагорб, способны заставить забыться и сердце, и ум. И горе среди них – самое могущественное. Он поглядел, как солдаты уносили худощавого молодца, а затем заставил себя обратиться к иным, более серьезным материям. Талея мертва, Джон-Том не в себе. Что ж, можно только посочувствовать мальчику. И если потребуется, он сумеет обойтись и без молодого человека во всем хаосе, который царит у него в голове. Что ж делать с этой новоявленной ненавистью?

Впрочем, пусть себе ненавидит, это не страшно. Ненависть отвлечет его мысли от потери. Он будет всегда подозревать меня, но в этом ничего нового нет – ко мне все так относятся. Люди вечно страшатся того, чего не могут понять.

Одиноко же прожил ты жизнь, старый друг. Очень одиноко. Но ты знал это, когда давал обеты и приносил клятвы. Чародей вздохнул и побрел искать Аветикуса. «У этого-то по-настоящему рациональный ум, – подумал с удовольствием Клотагорб. – Без фантазий, но надежен. Он примет мой совет и поступит в соответствии с ним. Я могу помочь ему.

Быть может, и он сумеет помочь мне. Все же две сотни лет с хвостиком, так, старый друг?

Устал я, черт побери. Как я устал. Жаль, что вместе с другими я принял на себя тяжкий груз ответственности. Но зло, выпущенное Эйякратом, следует остановить».

Мудр был Клотагорб и многое знал, но и он не смел признаться себе, что движет его поступками не ответственность, а простое любопытство…

Красный туман заволакивал глаза Джон-Тома. Кровавый туман. Он заморгал, и туман сделался серым. Это не был вечный сумрак, покрывающий Зеленые Всхолмия, – дымка быстро рассеивалась.

Поглядев вверх, он увидел над головой пеструю ткань. И услышал знакомый голос:

– Деперь я за ним пригляжу.

Он приподнялся на локтях, голова все еще плыла после заклинания Клотагорба. Из шатра выходили несколько теплоземельцев.

– Как ды себя чувствуешь?

Джон-Том вновь поднял глаза. На него взирала висящая вверх тормашками физиономия. Пог расправил крылья и потянулся.

– Давно я так лежу?

– Со вчерашнего дня.

– А где все?

Летучий мыш ухмыльнулся.

– Расслабляюдся и развлекаются. Пир перед чумой.

– Талея? – Он попытался сесть. Мохнатый летун опустился на грудь Джон-Тома.

– Мердва, как и вчера, когда ды пыдался набросидься на Масдера. Мердва, как и в Куглухе, когда ей глотку перерезали. И ды, парень, знаешь эдо не хуже меня!

Джон-Том вздрогнул и отвернулся от крошечной страшной мордочки, уставившейся на него.

– Я не примирюсь с этим. Никогда.

Пог вспорхнул с его груди, приземлился на ближайшее кресло и привалился к спинке. Сиденье было рассчитано на невысокое млекопитающее, но мышу все-таки не подходило. Он всегда предпочитал висеть вниз головой, однако, понимая нынешнее состояние Джон-Тома, решил, что тому легче будет видеть нормально обращенное к нему лицо.

– Ну, чего дам, режь и меня, – пренебрежительно бросил Пог. – Ды действительно решил, чдо какой-до особенный?

– Чего? – Джон-Том, нахмурясь, поглядел на мыша.

– Не прикидывайся – ды все слышал. Я сказал, чдо ды стал считать себя особенным. У дебя одного проблемы, дак, чдо ли? У дебя ходь радость была, дебя ведь любили. А у меня и такой нед. Ды вод захотел бы, чдобы Талея двоя осталась жива, а стоило б дебе поглядеть в ее сторону, враз бы отворачивалась.

– Не знаю…

Мыш перебил его, подняв крыло.

– Нед, ды меня выслушай. Вод эдо было со мной каждый день. Сколько лет я дак прожил, а? «Эдо ерунда» – дак босс обо всем говорит. – Пог пренебрежительно фыркнул. – Долько одкуда у него опыт, знать-до ему одкуда? По крайней мере, ды знаешь, Джон-Том. Дебя любили. А я вод дакой простой штуки не изведал. Можед, деперь и вспомнить до самой смерти нечего будет – долько как она, завидев меня, в другую сторону забирает. Хотел бы ды жить с даким? Мне суждены одни страдания – пока или я не помру, или она. Но чдо еще хуже – она здесь.

Мыш отвернулся в такой печали, что Джон-Том забыл про собственные муки.

– Кто здесь?

– Соколиха. Улейми. Она при военно-воздушных силах. Я попытался наведаться к ней – чдо ды. И не подпустила.

– Дура она, счастья своего не понимает, – тактично отозвался Джон-Том.

– А все почему? Подому чдо моя физия ей не подходит. Чдо ей до моего золотого сердца? Главное – внешность. И не слушай, если дебе будут говорить иначе. Вод и вся проблема… Ну запах, еще кое-чдо. Можед, босс сделает, если захочет. Но пока грозится, чдо ничего делать не станет. – Физиономия мыша скривилась. – Дак чдо не утомляй меня своими стонами. Ты живой, здоровый, из себя видный, вокруг одни бабы, впереди любовь да любовь. Вод я проклят – я люблю одну ее.

– Забавно, – негромко проговорил Джон-Том, водя пальцем по одеялу. – Я-то думал, что люблю Флор. Она пыталась раскрыть мне глаза, объяснить, что все не так, а я не мог понять… Не мог, понимаешь?