Книга Мона Лиза Овердрайв - Уильям Гибсон

— Здесь, — сказал он, когда эскалатор вёз её вниз на станцию «Холленд-парк». — И всего за стоимость одного билета.

Выпуклые серебристые силуэты поездов. Мягкие старые сиденья в серо-зелёных тонах. Тепло, восхитительное тепло. Ещё одна нора, здесь, в стране непрестанного движения…

Глава 30

Добыча

Аэропорт засосал нетвёрдо держащуюся на ногах Даниэллу Старк в коридор, вдоль пастельных стен которого жались репортёры. Объективы камер и глаза-имплантанты пялились из толпы на звезду, в то время как Порфир и трое парней из службы безопасности «Сенснета» увлекали Энджи за собой сквозь смыкающееся кольцо журналистов. Настоящий ритуальный балетный номер, целью которого было не столько защитить звезду, сколько привнести в ролики чуточку драматизма. Каждого присутствующего уже «почистили» служба безопасности и отдел по связям с общественностью.

Наедине с Порфиром она оказалась лишь в скоростном лифте — по пути к вертолётной площадке, которую «Сенснет» оборудовала на крыше терминала.

Дрогнув, разошлись двери, и в кабину ворвался ветер, сырой и холодный. На ярко освещённой бетонной площадке их ждало очередное трио из охраны в гигантских флуоресцентно-оранжевых парках. Энджи вспомнила, как впервые увидела Муравейник. Она тогда вместе с Тёрнером ехала на поезде из Вашингтона.

Одна из оранжевых парок быстро провела их по безупречно чистой взлётной полосе из бетона к большому двухвинтовому «фоккеру», отделанному чёрным хромом. Первым по паутинчатому матово-чёрному трапу поднялся Порфир. Энджи последовала за ним, ни разу не оглянувшись.

Она почувствовала, что созрела для решительных действий. Она свяжется с Гансом Беккером через его агента в Париже. Номер есть у Континьюити. Пришло время вмешаться и ускорить события. И ей придётся серьёзно поговорить с Робином. Он ведь ждёт её сейчас в том самом отеле.

Вертолёт посоветовал пристегнуть ремни.

Машина плавно поднялась в воздух; в кабину не проникало ни звука, только чувствовалось, как вибрирует корпус. На какое-то мгновение Энджи показалось, что она способна удержать в сознании разом всю свою жизнь — распознать то, что она есть на самом деле. Именно эту суть, думала она, скрывала, наплывая, пыль, именно это и было свободой от боли.

— И местом расставания с душой, — произнёс из сияния свечей и гуда пчелиных ульев железный голос…

— Мисси? — С соседнего сиденья к ней наклонился Порфир…

— Мне снилось…

Много лет назад что-то, затаившись, поджидало её в «Сенснете». Нечто иной природы, не той, что лоа, не той, что Легба и другие… хотя Легба — Хозяин Перекрёстков; он — синтез, главная точка магии и коммуникаций…

— Порфир, — спросила она, — почему уехал Бобби?

Она смотрела в окно на сеть светящихся линий — магистрали Муравейника, на купола, выхваченные из тьмы красными сигнальными огнями, но вместо города видела информационные ландшафты, которые всегда манили Бобби назад — к той единственной игре, в которую, по его словам, только и стоит играть.

— Если не знаешь ты, мисси, — отозвался Порфир, — то кто же тогда может знать?

— Но до тебя же доходят все разговоры. Всё. Все слухи. Ты всегда всё знал…

— Почему ты спрашиваешь меня сейчас?

— Время пришло…

— Я помню сплетни, понимаешь? То, что болтают за спинами знаменитостей. Некто, например, заявлял, что знал Бобби, что тот кому-то что-то сказал и это вышло наружу… О Бобби имело смысл посудачить, потому что он был с тобой, понимаешь? Это неплохо для начала, мисси. Но мы же знаем, что его самого эта роль вряд ли устраивала. Суть в том, что он хотел пробиться сам, а вместо признания нашёл тебя. И ты стала подниматься всё выше и всё быстрей, чем сам он мог бы даже мечтать. Ты взяла его с собой наверх, понимаешь? Туда, где такие деньги, о каких ему даже не снилось в его Барритауне, просто мелочь…

Не сводя глаз с Муравейника, Энджи кивнула.

— Поговаривали, что у него были свои амбиции, мисси. Что-то гнало его. И в результате прогнало прочь…

— Я никогда не думала, что он может меня бросить, — сказала она. — Когда я впервые оказалась в Муравейнике, это было как родиться заново. Новая жизнь. И он уже был в ней, с самой первой ночи. Позднее, когда Легба… когда я попала в «Сенснет»…

— Когда ты начала превращаться в Энджи.

— Да. И как бы это меня ни меняло, я знала, что он всегда будет рядом. Я знала, что он никогда не купится на эту мишуру. Мне так нужно было это его отношение к «Сенснету», понимаешь? То, что он считал, что моя слава и все эти стимы — не более чем обычный заработок…

— А при чём тут «Сенснет»?

— Скорее дело в Энджи Митчелл. Он знал, в чём разница между мной и звездой симстима.

— Знал ли?

— Возможно, именно он и был этой разницей.

Далеко внизу проплывают светящиеся нити…

Старое здание «Нового Агентства Судзуки» было любимым отелем Энджи в Муравейнике — с самых первых дней её пребывания в «Сенснете».

До одиннадцатого этажа вверх тянулся обычный фасад, потом он начинал вдруг сужаться, и следующие девять уступов походили на горный склон, сложенный из скалистых пород. Породу извлекли при закладке фундамента нового здания на Мэдисон-сквер. Первоначальный план требовал, чтобы этот отвесный ландшафт был засажен флорой, присущей долине Гудзона, и населён соответствующей фауной. Но из-за последовавшего вскоре строительства первого манхэттенского купола пришлось вызвать обосновавшуюся в Париже команду экодизайнеров. Французские экологи, привыкшие к «чистым» дизайнерским проблемам, возникающим в орбитальных комплексах, пришли в отчаяние, столкнувшись с загрязнённой атмосферой Муравейника. Они предпочли сделать ставку на генную инженерию, чтобы вывести искусственные штаммы растительности, и на робото-фауну, используемую в детских развлекательных парках. А постоянное покровительство Энджи со временем придало этому месту особую притягательность, которой оно иначе бы не имело. «Сенснет» выкупила пять верхних этажей, чтобы оборудовать их под её постоянные апартаменты, и «Новое Агентство» приобрело запоздалую популярность среди артистов и антрепренёров.

Энджи улыбнулась, когда вертолёт прошёл рядом с безучастным механическим горным козлом, делающим вид, что пережёвывает лишайник возле подсвеченного водопада. Абсурдность этой сцены посреди Муравейника всегда её радовала. Ею наслаждался даже Бобби.

Она перевела взгляд на вертолётную площадку на крыше здания, где логотип «Сенснета» недавно заново вывели яркой краской на постоянно подогреваемом и ярко освещённом бетоне. Возле скульптурного выступа скалы стояла одинокая фигура, почти неразличимая под огромной ярко-оранжевой паркой.

— Робин, наверное, уже здесь, как ты думаешь, Порфир?

— Миста Ланье, — кисло отозвался парикмахер.

Энджи вздохнула.