Книга Дружина особого назначения. Книга 4. Завтрашний взрыв - Иван Алексеев

— Поздно! — с горечью ответил он то ли дьяку, то ли самому себе и скомандовал, перекрывая крики и треск пламени: — Ратники! Всем отходить поодиночке и малыми отрядами к Кремлю, занимать оборону на стенах!

Повернув коня, воевода, опустив голову, поехал прочь от места несостоявшейся битвы, где погибали его полки, не сделавшие ни единого выстрела по неприятелю, не вынувшие мечей из ножен. Часть свиты последовала за князем. Однако не только доехать до Кремля, но даже добраться до Москвы-реки им не удалось: ласковый весенний ветерок гнал пожар навстречу отступавшим с окраины войскам. В огненной ловушке, умело организованной турецкими пушкарями, метались толпы людей — и воинов, и беженцев. Даже в тех местах, куда ядра, посылаемые легкими полевыми орудиями, явно никак не могли долететь, к безоблачному небу поднимались столбы дыма и пламени. Огнем была охвачена вся Москва. Князь Бельский не имел возможности даже удивиться этому обстоятельству и выяснить, почему пожар охватил сразу весь город, а не только подвергшиеся бомбардировке южные посады. Ему надо было спасать свою жизнь.

Движимый скорее инстинктом, нежели разумом, воевода направил своего коня к родной усадьбе. Мощной грудью раздвигая в беспорядке мечущуюся толпу, давя людей копытами, верный конь донес его до высоких, окованных железом ворот. Пламя пока еще не добралось до княжеских хором, или же многочисленной дворовой челяди удавалось справляться с очагами возгорания. На голос князя ворота открылись и тут же захлопнулись за его спиной. Домашние кинулись к своему повелителю и защитнику:

— Князь! Батюшка! Спаси!

Князь обвел взглядом знакомые лица, вдохнул запах дыма, уже клубившегося над соседними с усадьбой постройками, и произнес решительно:

— Берите меха и ценности, посуду и каменья и укрывайтесь в погребах и ледниках!

И, соскочив с коня, бросив его посреди двора, воевода поспешил в самый большой и обширный погреб, расположенный вблизи поварни. В погребе было тихо, прохладно и, по сравнению с тем, что творилось сейчас наверху, спокойно и уютно. Вкусно пахло окороками и соленьями, оставшимися с зимы. Воевода велел зажечь лучины, завалить тяжелую дубовую дверь изнутри. Усевшись на кадку с соленой капустой, он погрузился в невеселые размышления.

Князя удручало отнюдь не поражение возглавляемого им войска и не захват столицы. Сколько их было, этих поражений! За два провальных казанских похода его даже сажали в острог, но затем выпускали. Не бесплатно, конечно, выпускали, приходилось откупаться. Но собранные предками обширные имения предоставляли князю возможность всегда задобрить тех, кто принимал судьбоносные решения. И благодаря тем же предкам он вновь и вновь вставал во главе русского войска. Он не напрашивался в большие воеводы, никого не подсиживал, не подличал. Просто в Разрядных книгах князь Иван Бельский был записан выше других князей и бояр. Веками установленный порядок выдвигал его, бездарного полководца, на самый верх военной иерархии. И никакие поражения и неудачи не могли этот порядок изменить.

И сейчас князь переживал не оттого, что сдал врагу столицу, погубил тысячи русских ратников. В конце концов, он в точности выполнил все предписания Разрядного приказа, утвержденные именем государя. Его волновало лишь одно: хватит ли у него средств, чтобы откупиться сначала от ордынцев, а затем от тех, кого государь назначит расследовать действия большого воеводы. За свою жизнь он практически был спокоен: ордынские ханы редко убивали русских князей, особенно тех, с которых можно было получить большой выкуп. А вот клеветы и наветов со стороны завистников князь опасался. Он с раздражением вспомнил, как на состоявшемся вчера вечером военном совете этот выскочка, молодой Воротынский, при всех военачальниках позволил себе оспаривать решения большого воеводы. Наверняка государю об этом донесут. Ну что ж, Воротынский этот отнюдь не в чести, лишь недавно возвращен из ссылки с Белоозера. Можно отговориться, лишь бы опять-таки хватило средств на подарки. Князь обвел взглядом многочисленные ларцы и сундуки, принесенные в погреб его домашними и челядинцами, и слегка успокоился.

Сквозь выведенную на поверхность трубу, обеспечивающую приток в погреб свежего воздуха, потянуло дымком. «Наверное, наверху уже бушует пожар», — подумал князь. Запах дыма был вначале несильный, и к нему вскоре привыкли. К тому же всем находящимся в погребе вскоре почему-то захотелось спать. Князь приказал постелить ему на полке, свободной от припасов, соболью шубу и улегся на нее. Размышляя о том, что он ответит будущим расследователям его поражения на тот или иной вопрос, князь закрыл глаза и, вдыхая все более и более сгущавшийся угарный газ, заснул, погрузившись в вечный сон, после которого ни ему, ни его родным и близким, укрывшимся вместе с ним в погребе от пожара, уже не суждено было проснуться.

* * *

— Братцы, мне надо вернуться в полк! Дайте коня! — воскликнул Степа, когда до кремлевских ворот, возле которых он стоял в окружении поморских дружинников, донеслись звуки первых пушечных залпов.

— Погоди, Степа. — Разик положил ему руку на плечо. — Ты там кто? Десятник, сотник?

— Да нет, просто рядовой ратник.

— Тогда, как старший по званию, приказываю тебе поступить под мое начало и остаться здесь, в карауле у кремлевских ворот, вместе с моими дружинниками. А то у меня людей мало для выполнения задачи, поставленной воеводой князем Воротынским.

— А что за задача? — спросил Михась.

— Вовремя закрыть ворота. А потом не открывать.

— И только-то? — удивился Степа и переспросил недоверчиво: — Что, сам князь Михайло Воротынский вам это простое дело поручил?

— Так точно, сам князь Михайло Иванович. В Кремле и гарнизона-то как такового нет. Только обычный караул во дворцах да приказах. А на стенах лишь стража, как в мирное время, да и то не в каждой башне. Считается, что Кремль будут оборонять войска князя Бельского. Но князь Воротынский опасается, что они окажутся в ловушке и будут отрезаны от Кремля. Он сейчас начальствует над полком левой руки и не может отдать никому прямого приказа касательно обороны Кремля. Потому он и обратился к нам.

— А почему нельзя ворота закрыть сейчас?

— В городе много беженцев, они наверняка ринутся в Кремль. Их, конечно же, надо пропустить. А неприятель обязательно постарается использовать это обстоятельство и ворваться в открытые ворота на плечах беженцев.

— Хашар? — полувопросительно-полуутвердительно произнес Михась.

— Да, хашар, — кивнул Разик. — Осадная толпа. Пленные, гонимые на штурм крепости. А за их спинами укрываются воины. Старая тактика ордынцев, применявшаяся еще Чингисханом. В общем, надо закрыть ворота в последний миг, перед носом противника. И оставить многих русских людей на убой.

Михась вздрогнул, как от удара, в упор посмотрел в глаза Разику, словно не веря, что его друг и командир только что произнес эти слова. Глаза полусотника были черные, почти мертвые. Разик выдержал взгляд Михася и ответил на незаданный вопрос:

— Потому князь Воротынский и поручил это дело именно нам. Он верит, что мы не дрогнем и сумеем опустить решетку не раньше и не позже, чем необходимо. То есть спасти наибольшее число беженцев и спасти Кремль. Но это полдела. Потом важно не позволить никому открыть ворота, как это случилось во время набега хана Тохтамыша, когда князья суздальские подговорили москвичей сдаться и якобы спастись ценой легкого выкупа. Михайло Иванович полагает, что в столицу давно прибыли тайные посланцы хана или самого султана с дарами и посулами, и кое-кто из бояр, и стрелецких голов, и даже опричников, ставших неугодными государю и опасающихся разделить участь Басмановых, готовы переметнуться на ханскую службу. Мы должны встать у Больших ворот и охранять их от вероятных изменников до конца осады. В остальных кремлевских башнях, как вы знаете, все ворота по приказу государя уже давно, еще до его переезда в Слободу, завалены и замурованы.