Книга Бессмертные - Клаудия Грэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Патрисия Деверо.
— Искренне рад знакомству.
Зеленые глаза Жюльена пристально осматривали девушку, и этовнимание ее смущало.
— Скажите мне, мисс Деверо, это ваш первый бал?
— Да, сэр, это так.
Ей следовало бы рассыпаться в восхищении, как изысканноздесь все устроено, но Патрисии не хотелось очаровывать этого мужчину. Если онаему нравится, значит, он опасен. Возможно, сейчас она впервые смотрит в глазачеловеку, который навсегда разлучит ее с Амосом.
Но казалось, ее нелюбезный ответ доставил ему удовольствие.Его губы казались темными на фоне алебастровой кожи; Патрисия нашла, что этотконтраст производит впечатление чувственности, хотя обветренное смуглое лицоАмоса казалось ей гораздо привлекательнее.
— Вы не заигрываете, как остальные девушки.
— Зато вы заигрываете, в точности как остальные юноши.Хотя и менее любезно, как я вынуждена заметить, — ответила она, надеясь,что уж теперь от него избавится.
Но Жюльен лишь мягко рассмеялся.
— Вы пришли сюда не по своей воле.
— Не думайте, будто вам известны мои желания.
— У вас есть гордость. То, чего столь прискорбнонедостает большинству присутствующих здесь дам. И многим из мужчин тоже. Онипресмыкаются. Они приспосабливаются. А вот вы держите голову высоко поднятой.Полагаю, у вас сильный характер, мисс Деверо.
Патрисия пожалела, что не может дать ему пощечину.
— Если вы не можете вести себя пристойно, мне придетсяпозвать компаньонку.
— Полагаю, в душе вы не слишком заботитесь о пристойномповедении.
Бледные глаза Жюльена, казалось, заглядывали прямо ей всердце и видели там желание завлечь в свою постель Амоса. Патрисия ощущалапочти непреодолимое стремление бежать от него, как если бы он был грабителем натемной ночной улице, а не джентльменом на приеме. Но страх и смущение вынудилиее застыть на месте.
— Я буду вести себя пристойно — пока, — продолжилон. — Могу ли я удостоиться вашего первого танца?
— Можете, сэр. — Она не смогла придумать вескойпричины для отказа.
Первой оказалась виргинская кадриль — живой танец, в которомвсе смеются и хлопают в ладоши. Патрисии всегда нравились кадрили. А приучастии стольких пар — по меньшей мере, трех дюжин — танцевать должно былоособенно весело.
Но только не с Жюльеном Ларро. Она твердила себе, что онлишает ее присутствия духа только своей необычностью. Чтобы разобраться востальных, не требовалось даже знакомиться с ними — у этих самодовольных,хвастливых юнцов не имелось забот более важных, чем получше намазать головублестящей помадой. Жюльен танцевал не хуже любого из них, ни разу неоступившись, и все время улыбался, но не той глуповатой ухмылкой, что другиемужчины, а холодной, почти насмешливой. Хуже того, казалось, он считал, чтоПатрисия должна оценить шутку и разделить с ним веселье.
Танец закончился, и она на некоторое время сбежала от него кдругим партнерам — хотя едва ли это выглядело бегством, учитывая, как сильно наних действовало ее очарование и как глубоко они были ею восхищены. Но всередине вечера Жюльен пригласил ее снова — на вальс.
— Это намного более совершенный танец. — Партнервел ее, положив ладонь на спину девушки; у него были тонкие костлявые пальцы,напомнившие ей когти. В воздухе разливался густой аромат камелий. — Кудаболее интимный.
— Я вполне согласна.
— Вам это велела ваша мать? — Его бровьпрезрительно выгнулась. — Соглашаться со всем, что бы я ни сказал?
— По правде сказать, она и впрямь на этом настаивала,но это не имеет для меня значения. Я говорю, что согласна с вами, посколькудействительно согласна. Как вам следовало бы уже понять, если вы скажете что-тоглупое, я не премину это отметить.
Он улыбнулся шире, сверкая зубами почти неестественнойбелизны.
— Вы ведете себя совсем не как юная барышня, пытающаясяподцепить мужчину.
— Возможно, я и не пытаюсь.
Она подумала об Амосе и о том, как они целовались подмагнолией.
— Зачем тогда вы здесь?
— У меня не было выбора, — прямо ответилаПатрисия.
Такая искренность должна была стереть усмешку с лицаЖюльена. Но не стерла.
— У вас может быть больше вариантов выбора, чем выполагаете.
— Вы имеете в виду себя?
— Можно выразиться и так.
Так скоро! Патрисия надеялась провести дома еще несколькомесяцев, прежде чем ей придется отдаться какому-нибудь незнакомцу. И вот передней Жюльен Ларро, уже почти предъявляющий на нее права.
— Почему я? — прошептала она.
— Почему не одна из ваших пустоголовых подружек? —Он кивнул в сторону угла, где неловкая девушка отважно пыталась заигрывать скруглолицым Бергардом Уилкинсом. — Потому что вы носите свои атлас икружево, как некогда рыцари носили доспехи. Мне сдается, вы смотрите на жизнькак на битву — а мне нравятся бойцы.
Патрисия знала, ей следует быть признательной уже за то, чтоизбравший ее мужчина, по крайней мере, не лишен ума и проницательности. Однакоее не отпускало ощущение, что в Жюльене Ларро скрывается нечто неправильное. Иэто пугало.
Но она могла думать только об одном. «Он отнимает меня уАмоса. Отнимает так скоро».
После приема, в экипаже по дороге домой, сидящая рядом с нейАльтея лучилась ликованием.
— Говорят, мистер Ларро недавно прибыл в город, но явнопроисходит из хорошей семьи и чрезвычайно богат. Он снимает целые апартаменты влучшей гостинице и наводит справки насчет особняка на авеню Святого Чарльза.
Патрисия пожала плечами.
— Он разговаривал с мистером Бруссардом?
— Пока нет, но, полагаю, нанесет ему визит с утра.
— Как ты можешь быть так счастлива? — прошепталаПатрисия. — Как ты можешь желать мне подобного?
Холодная, притворная улыбка не исчезла с губ Альтеи.
— Это все, о чем ты только способна мечтать, —ответила она. — Чего еще я могу желать?
«Чего еще ты можешь желать?» — явно подразумевала она.
Жюльен Ларро любезен и привлекателен. Его состояниеобеспечит ей хорошо обставленный дом, не слишком отличающийся от того, вкотором она выросла, и бессчетное множество красивых платьев и шляпок. Его рабыбудут заботиться о ней. Возможно, у нее появится даже собственная лошадь иэкипаж. Вот что ценила сама Альтея. Патрисия же хотела другого — свободы делатьсобственный выбор. Но прошедший вечер лишит ее подобных возможностей набудущее.
«По крайней мере, эту ночь я проведу с Амосом, —напомнила она себе. — Этого они не смогут у меня отнять».