Книга Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Ирина Звонок-Сантандер

— Ударьте меня! — раздавались просьбы со всех сторон. Замечательный праздник — Луперкалии! Когда ещё можно безнаказанно избивать людей? Да ещё слушать, как тебя молят об ударе?!

Калигула вошёл во вкус. Радостно скалясь, он раздавал удары направо и налево. Кожаная полоска лопнула, не выдержав работы, пришедшейся на её долю. Калигула схватил другую, предусмотрительно свисавшую с его шеи. В запасе оставалось ещё полдюжины.

— Ударь меня, — протягивая руки, попросила Гая юная красавица.

Калигула остановился. Девушке было лет семнадцать-восемнадцать. Гладкие каштановые волосы украшали две голубые ленты, завязанные крест-накрест. В ореховых глазах светилась мольба. На безымянном пальце — железное обручальное кольцо.

— Ударь меня, луперк, и я излечусь от бесплодия! — умоляюще простонала она.

— От бесплодия лечатся иным способом, — сузив глаза, ответил ей Калигула. — Приходи после заката в Альбунейскую рощу, и я помогу тебе, коль скоро твой муж не в состоянии…

Покраснев и смутившись, девушка убежала. Калигула, дико смеясь и размахивая плетью, нагнал сотоварищей.

Дорогу ему преградила очередная матрона, желающая стать плодородной чудесным образом.

— Ударь меня, красивый луперк! — засмеялась она. И игривым жестом протянула к Гаю полные руки, украшенные золотыми браслетами.

«Рыжая! — сердито подумал Калигула, исподлобья бросая на неё взгляд. — Как неверная Друзилла!»

Всю ревность, всю злобу вложил он в удар. Размахнулся и хлестнул рыжеволосую матрону по нежным белым рукам. Ярко-красная полоса осталась на коже, чуть повыше запястий. Местами выступила кровь. Матрона, болезненно кривясь, изумлённо смотрела на след от удара.

— Спасибо, — дрожащим голосом прошептала она, глотая подступившие к горлу слезы.

Калигула провёл матрону недоброжелательным взглядом.

Устав хлестать и хохотать, луперки уселись в носилки, которые рабы таскали за ними почти целый день. Край неба розовел; солнце, садясь за холм, окрашивало в оранжевый цвет верхушки кипарисов. Когда луперки добрались до священной Альбунейской рощи, уже темнело.

Молодые жрецы разбрелись попарно между беседками, павильонами и деревьями с кривыми ветвями. Дуплистые стволы дубов выглядели таинственно, словно и впрямь в них обитали фавны, как говорит народное поверье. Луперки ходили молча, прислушиваясь к звукам ночи. Если боги благоволят к какому-нибудь жрецу, непременно пошлют ему этой ночью видение или наградят даром прорицания.

Может, кого-нибудь и посетило божественное видение. Большинство луперков не дождалось такой милости. Зато в священную рощу проникли отчаявшиеся женщины. Распустив волосы, они бродили от дерева к дереву, похожие на заманчивых дриад.

— Излечи меня от бесплодия, луперк, — тихо звали жрецов бездетные.

И луперки лечили. Если не ударами плетей из кожи жертвенных козлов, то иным способом.

Подходили к концу Луперкалии — пятнадцатый день до мартовских календ. На востоке розово брезжил рассвет.

— На следующий год мы встретимся в этот же день, — прощаясь, сказал Калигула Квинту Цецилию.

— Обязательно! — отозвался юный патриций.

В следующем году Гаю Калигуле уже не довелось повеселиться в день Луперкалий. Император Тиберий назначил внука жрецом в храме Юпитера.

LI

Прошёл положенный срок помолвки и наконец наступил день, в который Калигула должен был ввести в свой дом Юнию Клавдиллу.

Ночь накануне свадьбы он провёл в лупанаре в компании неизменного Макрона.

— Завтра я женюсь и стану порядочным, скучным отцом семейства! — кричал он, обнимая потными руками двух полуголых шлюх. — Сегодня — моя последняя вольная ночь, и я проведу её так, чтобы помнить всю жизнь!

— Ведь ты не забудешь нас, благородный Гай? — кокетливо ластилась к нему рыжая гетера.

— Нет! Никогда! — пьяно возмутился он. — Я вернусь к вам. Послезавтра. Завтра пересплю в другом месте!

— Скажи, Гай! — перегнувшись через стол, весело кричала растрёпанная блондинка. — Каких женщин ты предпочитаешь: гетер или патрицианок?

— Патрицианок, ведущих себя как гетеры! — выкрикнул он, вызвав всеобщий хохот. И сам смеялся, широко открыв рот и уподобившись маске смеха из греческого театра.

— Идём, благородный Гай, — положил ему на плечо руку пьяный, но по-прежнему рассудительный Макрон. — Иначе проспишь собственную свадьбу.

— Ты прав, — послушно согласился Калигула. — Мне нужно хорошо выспаться к завтрашнему дню. Может быть, она придёт на праздник…

Макрон пытливо посмотрел на Калигулу, от души желая, чтобы он проговорился. Хоть одно слово, по которому Макрон догадался бы, кто «она». Но Калигула молчал. И префект поразился светлой грусти, отразившейся на лице Гая. У него было удивительное лицо, которое выглядело и красивым, и уродливым — в зависимости от того, какие чувства владели Калигулой.

* * *

Ясное, янтарно-розовое утро свадьбы не предвещало непогоды. Жрец Юпитера предсказал счастье свершающемуся браку. Калигула, в сопровождении друзей, отправился в дом невесты.

Шумная толпа собиралась на его пути. Взрослые и дети, старухи с дрожащими руками и солдаты с изрубленными лицами — все они приветствовали Гая Калигулу, желали ему счастья. Девушки сыпали розовые лепестки ему под ноги.

Гай понимал, что горячая любовь народа вызвана не ним самим, а памятью о покойном Германике. И все же, радовался, сравнивая восторженную любовь, выпавшую на его долю, и ненависть, окружающую Тиберия.

Он подошёл к дому Силана и всеобщее ликование провожало его.

Вывели невесту, одетую в жёлто-красный свадебный наряд. Юния Клавдилла улыбалась, потупив взгляд. Жёлто-красное покрывало прикрывало лоб, опускаясь до густых темно-каштановых бровей. Гладкие блестящие волосы — основное достоинство Юнии — были скрыты под покрывалом, отчего её миловидное лицо выглядело простоватым.

Калигула улыбнулся, скрывая досаду. Сейчас Юния Клавдилла нравилась ему меньше, нежели в первую встречу. Виною тому была не она сама, а нелепый, не идущий ей свадебный наряд.

«Не лучше ли сбежать пока не поздно?» — разочарованно подумал Гай. И сразу же оставил эту мысль: за невестой маячил довольный пузатый отец и полмиллиона сестерциев.

Начался обряд. Калигула взял нежную белую руку невесты и надел на безымянный палец железное обручальное кольцо. Он ласково улыбался, ощущая в глубине души скуку и разочарование. Старинный обряд, со всеми его традициями и суевериями, казался Калигуле смешным. А Юния Клавдилла, с наивной верой в счастье, воспринимала его всерьёз.

— Где ты — Гай, там я — Гайя! — шептала она, глядя на жениха влюблёнными глазами.

Калигула развеселился лишь тогда, когда гости осыпали жениха и невесту традиционными непристойными пожеланиями.