Книга Крутой секс - Дмитрий Стрешнев

— Не надо лекций, Аркадий Марксович, — взмолился Сева, — а то мы так опять до библиотеки Ивана Грозного докатимся! Давайте лучше углубимся в современность.

Но за монументальными дверями, ведущими в современность, дорогу им преградил турникет.

— Мы к депутату Тучину, — объяснил Сева охране.

— Зайдите со двора, найдите нужный подъезд и позвоните вашему депутату в приемную, — посоветовали им.

Пришлось так и сделать. Трубку снял человек, представившийся помощником депутата.

— У нас срочное и важное дело к гражданину депутату, — сказал Сева.

— Изложите письменно, — предложил помощник.

— Письменно нельзя, — категорически отказался Сева.

— Ладно, я сейчас спущусь, — сказал помощник недовольным голосом.

— Не знаю, стоит ли вываливать нашу конфиденциальную информацию первому попавшемуся помощнику, — задумчиво сказал Сева, опуская трубку.

— Я бы тоже предпочел сообщить все лично депутату, — согласился профессор.

— Вот пусть и расскажет, где депутата найти. Соврем что-нибудь. Скажем, будто мы приехали из провинции насчет каких-нибудь дел, связанных с развитием промышленности на местах, и утром уезжаем… Вы умеете говорить, как провинциал?

— Не знаю, — сказал профессор. — А разве в провинции говорят по-другому?

— Наверное, — предположил Сева. — Провинция, все-таки… Надо бы вспомнить что-нибудь из кинофильмов. А еще — вспомнить какую-нибудь фамилию, которую мы слышали в Обществе любителей кактусов.

— Одну я помню, — сказал профессор, слегка смущаясь. — Задонский. Я даже, кажется, хотел занять его место.

— Отлично! — воскликнул Сева. — То есть, конечно, отлично не то, что вы там выкаблучивали в Обществе любителей кактусов, а то, что вспомнили фамилию.

Сквозь вертушку возле постового вышел среднемодно одетый гражданин с довольно приятным лицом, немного подпорченным важными государственными заботами.

— Это вы звонили в приемную депутата Тучина?

— Мы, — подтвердил Сева. — Мы тут приехали из провинции, поэтому извините, если что не так скажем.

— А нельзя ли немного конкретней? — поинтересовался помощник депутата.

— В общем, такое, стало быть, у нас тут, — сказал Сева, подыскивая провинциальные слова. — Нужен, значит, стало быть, депутат, гражданин Тучин. Из провинции мы.

— Хорошо, что не с Луны, — заметил помощник. — Депутата нет, можете изложить всё мне.

— Вам, стало быть, значит, нельзя. Только, значит, стало быть, ему, — сказал Сева. — Очень нужно, стало быть, его видеть. Значит. Вот.

— Ну, тогда зайдите в следующий раз, — сказал помощник, собираясь уйти, но Сева преградил ему дорогу.

— Мы по поводу одного металлургического комбината, — произнес он свистящим шепотом, не представляя себе толком, что это такое: металлургический комбинат. — Ситуация, стало быть, осложняется, и, значит, надо, чтобы, значит, депутат об этом знал. Стало быть.

Помощник, тем не менее, ловко обогнул Севу, но тут профессор тихо произнес ему в спину фамилию из Общества любителей кактусов. Спина замерла. Потом все тело повернулось обратно.

— Простите, что? — спросил помощник.

У Севы в памяти наконец всплыли нужные слова из какого-то кинофильма, и он тут же озвучил их:

— Глухой, что ли? Че фишки пялишь?

— Ну да, че пялишь? — поддакнул профессор.

Помощник почему-то облизнул губы.

— Так бы и сказали. Слушаю вас.

— Позвонить депутату можно? — спросил Сева. — Если не хотите давать номер, наберите сами, а мы поговорим.

Депутат кивнул и достал мобильный телефон. Некоторое время он прижимал его к уху, потом сказал:

— К сожалению, не отвечает. И это вполне нормально. Дело в том, что Петр Нилович сейчас в акваклубе.

— Где-где? — спросил Сева.

— Так теперь принято называть бани, — растолковал помощник.

— Хорошо, поедем в баню, — согласился Сева. — Хотя времени у нас в обрез.

— Тут недалеко, — успокоил помощник. — Акваклуб «Логово русалки». Я вам объясню.

Через пару минут Чикильдеев и Потапов вышли из депутатского подъезда. Вдруг Сева хлопнул себя по лбу.

— Постойте! Надо же срочно позвонить Костику! Это все чертов прибор, читающий мысли! Отбил мне всю память!

— Позвольте! Прибор испытывали не на вас, а на мне! — заметил Потапов.

— Он наверняка испускает лучи во все стороны, — уверенно сказал Сева. — А я находился совсем рядом.

— Тогда позволю себе напомнить, Всеволод, что Роман Степанович советовал нам держаться от Костика подальше.

— К сожалению, не получится.

— Почему?

— Я пытался вам все рассказать, когда мы сидели в приемной у замминистра, но не успел. Тот звонок, из-за которого я убежал в коридор, был связан с Костиком.

— Значит, Костик не только жив, но успел вам что-то сообщить! — догадался профессор. — Что же с ним случилось в том заброшенном доме?

— Понятия не имею.

— И вы его не расспросили?

— Я расспрашивал его о другом.

— О чем же?

— О чемоданчике, который мы полночи с собой таскали, а потом, как вы помните, его забрал Костик. Кстати, Сергей Борисович тоже вас расспрашивал о каком-то чемоданчике. Как вы думаете: это случайное совпадение?

— О чем меня спрашивал этот поддельный доктор, я не помню. Вы что, не видели, какой громадный шприц с оранжевой гадостью он в меня вогнал?

— Короче, — прервал Сева излияния профессора, — преступники, похитившие Катю, готовы обменять ее на тот самый чемоданчик, оставшийся у Костика.

— Что же в нем такое может быть? — вытаращил глаза Потапов.

— Мне наплевать! Пусть забирают и отдают Катю!

— Разумеется, разумеется! — закивал профессор.

— Но все же, знаете ли, интересно, что в нем такое может быть.

— Конечно, понимаю, чисто научная любознательность, — съязвил Сева.

С этими словами он набрал номер.

— Костик, это Сева. Контрольный звонок. Ну, как там дела? Ты договорился насчет того, чтобы обменять чемодан на Катю?

— Не волнуйся, — сказал Костик, — все схвачено. Веду переговоры. Нужно уметь находить общий язык. Это не так просто. Мне один старый востоковед рассказывал: когда в Ираке была компартия, ее руководство решило направить агитаторов в село. И вот в тамошнюю глухомань приехал столичный еврей в европейском костюме, белой рубашке и галстуке, агитировал на правильном литературном языке. Все только посмеялись и в партию никто не вступил. Ошибки учли, поэтому в следующий раз прислали агитатора в длинной крестьянской рубахе, с четками в руках. Говорил он на южном диалекте, начал речь со слов: «Во имя аллаха милостивого, милосердного». Полдеревни тут же записались в коммунисты.