Книга Портрет Дориана Грея - Оскар Уайльд

Леди Рэкстон с любопытством посмотрела на него.

— Непременно приезжайте как-нибудь ко мне, лорд Генри, иразъясните мне это подробнее. Ваша теория очень увлекательна, — сказала она,выплывая из столовой.

— Ну-с, мы уходим наверх, а вы тоже не занимайтесь тутслишком долго политикой и сплетнями, приходите поскорее, иначе мы там всеперессоримся, — крикнула леди Нарборо с порога. Все засмеялись. Когда дамывышли, мистер Чэпмен, сидевший в конце стола, величественно встал и занялпочетное место. Дориан Грей тоже пересел — поближе к лорду Генри. Мистер Чэпменнемедленно стал разглагольствовать о положении дел в палате общин, высмеиваясвоих противников. Слово «доктринер», столь страшное для англичанина, слышалосьпо временам среди взрывов смеха. Мистер Чэпмен поднимал британский флаг набашнях Мысли и доказывал, что наследственная тупость британской нации (этотоптимист, конечно, именовал ее «английским здравым смыслом») есть подлинныйоплот нашего общества.

Лорд Генри слушал его с усмешкой. Наконец он повернулся ивзглянул на Дориана.

— Ну, что, мой друг, вы уже чувствуете себя лучше? За обедомвам как будто было не по себе?

— Нет, я совершенно здоров, Генри. Немного устал, вот и все.

— Вчера вы были в ударе и совсем пленили маленькуюгерцогиню. Она мне сказала, что собирается в Селби.

— Да, она обещала приехать двадцатого.

— И Монмаут приедет с нею?

— Ну конечно, Гарри.

— Он мне ужасно надоел, почти так же, как ей. Она умница,умнее, чем следует быть женщине. Ей не хватает несравненного очарования женскойслабости. Ведь не будь у золотого идола глиняных ног, мы ценили бы его меньше.Ножки герцогини очень красивы, но они не глиняные. Скорее можно сказать, чтоони из белого фарфора. Ее ножки прошли через огонь, а то, что огонь неуничтожает, он закаляет. Эта маленькая женщина уже много испытала в жизни.

— Давно она замужем? — спросил Дориан.

— По ее словам, целую вечность. А в книге пэров, насколько япомню, указано десять лет. Но десять лет жизни с Монмаутом могут показатьсявечностью… А кто еще приедет в Селби?

— Виллоуби и лорд Рэгби — оба с женами, потом леди Нарборо,Джеффри, Глостон, — словом, все та же обычная компания. Я пригласил еще лордаГротриана.

— А, вот это хорошо! Он мне нравится. Многие его не любят, ая нахожу, что он очень мил. Если иной раз чересчур франтит, то этот грехискупается его замечательной образованностью. Он вполне современный, человек.

— Погодите радоваться, Гарри, — еще неизвестно, сможет ли онприехать. Возможно, что ему придется везти отца в Монте-Карло.

— Ох, что за несносный народ эти родители! Все-такипостарайтесь, чтобы он приехал, уговорите его… Кстати, Дориан, вы очень раносбежали от меня вчера, — еще и одиннадцати не было. Что вы делали потом?Неужели отправились прямо домой?

Дориан метнул на него быстрый взгляд и нахмурился.

— Нет, Гарри, — не сразу ответил он. — Домой я вернулсятолько около трех.

— Были в клубе?

— Да… То есть нет! — Дориан прикусил губу. — В клубе я небыл. Так, гулял… Не помню, где был… Как вы любопытны, Гарри! Непременно вамнужно знать, что человек делает. А я всегда стараюсь забыть, что я делал. Еслиуж хотите знать точно, я пришел домой в половине третьего. Я забыл взять ссобою ключ, и моему лакею пришлось открыть мне. Если вам нужно подтверждение,можете спросить у него.

Лорд Генри пожал плечами.

— Полноте, мой милый, на что мне это нужно! Пойдемте вгостиную к дамам… Нет, спасибо, мистер Чэпмен, я не пью хереса… С вами что-тослучилось, Дориан! Скажите мне что? Вы сегодня сам не свой.

— Ах, Гарри, не обращайте на это внимания. Я сегодня вдурном настроении, и все меня раздражает. Завтра или послезавтра я загляну квам. В гостиную я не пойду, мне надо ехать домой. Передайте леди Нарборо моиизвинения.

— Ладно, Дориан. Жду вас завтра к чаю. Герцогиня тоже будет.

— Постараюсь, — сказал Дориан, уходя.

Он ехал домой, чувствуя, что страх, который он, казалось,уже подавил в себе, снова вернулся. Случайный вопрос лорда Генри вывел его изравновесия, а ему сейчас очень нужно было сохранить самообладание и мужество.Предстояло уничтожить опасные улики, и он содрогался при одной мысли об этом.Ему даже дотронуться до них было страшно.

Но это было необходимо. И, войдя к себе в библиотеку, Дорианзапер дверь изнутри, затем открыл тайник в стене, куда спрятал пальто и саквояжБэзила. В камине пылал яркий огонь. Дориан подбросил еще поленьев… Запахпаленого сукна и горящей кожи был невыносим. Чтобы все уничтожить, пришлосьпровозиться целых три четверти часа. Под конец Дориана даже начало тошнить,кружилась голова. Он зажег несколько алжирских курительных свечек на меднойжаровне, потом смочил руки и лоб освежающим ароматным уксусом…

Вдруг зрачки его расширились, в глазах появился странныйблеск. Он нервно закусил нижнюю губу. Между окнами стоял флорентийский шкафчерного дерева с инкрустацией из слоновой кости и ляпис-лазури. Дориануставился на него как завороженный, — казалось, шкаф его и привлекал и пугал,словно в нем хранилось что-то, чего он жаждал и что вместе с тем почтиненавидел. Он задыхался от неистового желания… Закурил папиросу — и бросил. Векиего опустились так низко, что длинные пушистые ресницы почти касались щек. Ноон все еще не двигался и не отрывал глаз от шкафа. Наконец он встал с дивана,подошел к шкафу и, отперев, нажал секретную пружину. Медленно выдвинулсятрехугольный ящичек. Пальцы Дориана инстинктивно потянулись к нему, проникливнутрь и вынули китайскую лакированную шкатулку, черную с золотом, тончайшейотделки, с волнистым орнаментом на стенках, с шелковыми шнурками, которые былиунизаны хрустальными бусами и кончались металлическими кисточками. Дорианоткрыл шкатулку. Внутри лежала зеленая паста, похожая на воск, состраннотяжелым запахом.

Минуту-другую он медлил с застывшей на губах улыбкой. Вкомнате было очень жарко, а его знобило. Он потянулся, глянул на часы… Было бездвадцати двенадцать. Он поставил шкатулку на место, захлопнул дверцы шкафа ипошел в спальню.

Когда бронзовый бой часов во мраке возвестил полночь, ДорианГрей в одежде простолюдина, обмотав шарфом шею, крадучись, вышел из дому. НаБонд-стрит он встретил кеб с хорошей лошадью. Он подозвал его и вполголосасказал кучеру адрес.

Тот покачал головой.

— Это слишком далеко.