Книга За гранью - Кнут Фалдбаккен

— Вот как?

— Он совсем сдвинулся, Юнфинн. Эта акция — его детище. Он готовит настоящее нападение «коммандос». Я надеюсь, что он не решится на это в одиночку, ведь он славится своими необычными методами.

— У него свои планы, несомненно. Но он не дурак, я не думаю, что он рискнет провалить такую большую и хорошо подготовленную операцию.

— Да. Я надеюсь, что ты прав.

— Все будет в порядке, Анита. Я буду держать с тобой связь.

— Отлично, Юнфинн. Я была рада это слышать. Мне ведь никогда не приходилось участвовать в такой операции…

— Неисповедимы пути Господни.

— Не надо. Я совсем не жажду участвовать в этом.

54

Арне Ватне попытался подумать о чем-нибудь приятном, но как-то не получалось. Прошлую ночь он почти не спал, мысли об Анне и ее положении не давали заснуть. Теперь, когда он был в курсе дела, многое становилось понятным. Он понял, почему она так плохо выглядела, почему у нее было такое переменчивое настроение, почему она делала вид, что все в порядке, хотя на самом деле это было не так. То, что удивляло и раздражало его еще несколько часов назад, сейчас вызывало умиление и озабоченность. Ведь теперь он знал, что скоро в доме появится малыш.

Эти мысли проносились у него в голове, пока он собирался ехать в Конгсвингер. Настроение было приподнятым. Арне стоял в ванной напротив зеркала и смотрел, как пена для бритья капает в раковину, которую он вчера вечером отмывал от крови. Нужно было успокоиться. Сегодня большой день, и он должен быть на высоте!

Арне еще раз набрал ее номер, но соединения не было.

Он выглянул на улицу. Пошел снег. Черт! Снова придется скользить по плоскогорью от Скарнеса до Конгсвингера на летней резине. В последний раз, пообещал он сам себе и подмигнул своему отражению в зеркале, которое ответило ему усталым взглядом глаз, обрамленных серой морщинистой кожей, с опухшими веками и темными кругами после бессонной ночи.

На обратном пути у него уже будет сто восемьдесят лошадиных сил под капотом, полный привод, система курсовой устойчивости и двухсотшестидесятипятимиллиметровая зимняя резина! Банковский заем он получил, все остальное взял на себя Дидриксен. «Вот это вещь!» Арне махал в воздухе кулаками, как боксер. «Вот это вещь!» Вдруг он ощутил тяжесть мобильника в кармане. И почему только она не отвечает?

Он, собственно говоря, не собирался звонить ей еще раз, чтобы опять не получить ответа. Но когда он стоял в пробке, образовавшейся на трассе Е6 уже у поворота к Станге, его вдруг охватило волнение, и Арне еще раз набрал ее номер. На этот раз она ответила сразу.

— Это ты, папа?

— Да…

— Что ты хотел?

— Я… э-э-э… просто хотел узнать, все ли у тебя в порядке.

— Все ли у меня в порядке?.. — повторила она, словно с трудом понимая, о чем он говорит.

— Тебя не было дома, когда я приехал вчера вечером, и я… я немного волновался и…

— У меня все хорошо.

— Рад это слышать.

Не стоило звонить. Он понял это сразу, как только услышал ее напряженный голос. Ей не нравилось, когда он звонил. Арне не имел права звонить ей и расспрашивать — и она часто напоминала ему об этом. Но сейчас была другая ситуация. Сейчас он был вправе, он даже должен был, как отец и будущий дед, волноваться и заботиться о состоянии своей беременной дочери.

— Ты где?

— Где я?.. Я с Албаном. И еще парой друзей. У них тут нечто вроде поминок. Ты ведь знаешь, что Замир умер?

Этого он не знал. Он даже не сразу смог сообразить, кто это. Кажется, это был какой-то кузен, напарник Албана по бизнесу, по поводу которого он и Анне постоянно переживали. И что, он умер?

— Нет… я не в курсе.

— Здесь творится какой-то ужас… — Казалось, она была совершенно растеряна. — Все в шоке… Семья… Друзья… Тело еще в полиции, поэтому они даже не могут его оплакать. А для них это важно… Поэтому здесь как-то… довольно тяжело.

«Тело еще в полиции»…

Раньше о полиции никто ничего не говорил, но сейчас Арне не был удивлен. Он даже как будто ожидал этого: увешанные золотом иностранцы в роскошных автомобилях… Пусть его назовут расистом, кем угодно, но факты остаются фактами.

— Ты не хочешь приехать домой? — Только бы она не подумала, что он ее к чему-то принуждает.

— Домой? В Хьеллум?

— Да. Куда же еще?

— Н-да… Есть другие варианты, папа.

— Просто подумал, что тебе не помешало бы немного отдохнуть. Ты выглядишь усталой… девочка моя.

— Папа… — прошептала она почти неслышно. Но потом громко произнесла: — Мы скоро уже поедем. Я буду дома к вечеру. Наверное… Во всяком случае, собираюсь…

— Где ты сейчас, Анне? — Он не смог сдержать волнения.

— Ты задаешь чертовски много вопросов!

Теперь он отчетливо слышал, что она на взводе.

— Да нет же. Я просто хотел сказать тебе — побереги себя.

— Ну папа!..

— Особенно сейчас.

— Особенно сейчас. Это еще почему?

— Ты знаешь почему.

— Ни черта я не знаю!

Он услышал, как рядом с ней прозвучал мужской голос.

— Мне пора… — быстро произнесла она.

Мужской голос прозвучал громче, но Арне не разобрал слов.

— Так все-таки скажи, где ты, — едва успел сказать он, как услышал, что она крикнула кому-то:

— Я просто говорю по телефону! Нет!.. Не надо!.. Отпусти меня, черт возьми!..

Соединение оборвалось.

Он остановился на заправке «Эссо» у поворота на Скарнес и купил себе две сосиски с хлебом, луком, салатом из креветок и, стараясь удержать в руках весь провиант, прихватил также бутылку колы.

До встречи с Дидриксеном у «Конгссентре» оставался еще почти час, а ехать туда было — максимум минут двадцать. Кроме того, он был ужасно голоден, потому что его завтрак состоял лишь из чашки растворимого кофе: на кухне в Хьеллуме было просто шаром покати, как после монгольского нашествия.

Анне. Мысли о ней не давали ему покоя, о ней и о тех типах, с которыми она связалась. Надо было подумать и о других вещах: бросила ли она курить, нормально ли она питается. Беременные должны есть здоровую пищу, об этом много писали в газетах. Интересно, встала ли она на учет, осматривал ли ее врач… Конкретные вещи. Сейчас Арне чувствовал себя совершенно уверенно во всем, что касалось его отношений с Анне. Он уже мог без особых мук совести представить свою дочь и в роли массажистки-шлюхи, и в роли будущей матери. Его уже ничего не удивляло. Все было так, как было, он сам стал таким, и не ему судить других.