Книга Дорога - Кэтрин Джинкс

— Мне наплевать, с чем у моей семьи проблемы.

Как бы не так, подумал Эмброуз. С тех пор, как он познакомился с Джорджи, её самые жестокие проклятия всегда сыпались в адрес семьи, которая когда-то жила в Брокен-Хилле. Правда, сейчас члены её семьи были разбросаны по всей стране — они жили в Аделаиде, Мельбурне, Тасмании. Джорджи обвиняла свою мать в нарциссизме, своего отца — в садизме, своего отчима — в инцесте, а своего брата — во всех возможных грехах. Она вообще не говорила о своей сводной сестре и лишь иногда называла её «безмозглой наркоманкой».

До сегодняшнего дня она делала всё возможное, чтобы убедить своих друзей и знакомых, что она ничем не обязана своей семье.

— Если тебе наплевать на проблемы твоей семьи, — заметил Эмброуз, — тогда какого чёрта ты приехала сюда? Ты только издеваешься над своей ужасной мамочкой, своим фашистом-папочкой, своим нелюдем-братцем и своей шлюхой-сестрой. Зачем ты вообще приехала на эти похороны?

— Потому что моя бабушка была единственным нормальным человеком из всей семьи! — ответила Джорджи. — Я любила её, и мне будет её не хватать, и никто не заставит меня отказаться от участия в её похоронах!

Её глаза наполнились слезами, заставляя Эмброуза замолчать. Однако он скептически отнёсся к её словам.

Насколько он мог догадываться, это внезапное проявление горя было очередным представлением Джорджи. Она любила немного драматизма, и он с самого начала чувствовал, что она только для того приезжает на похороны бабушки, чтобы вызвать ярость родителей своим появлением в прозрачном топе, или поругаться с братом над гробом, или поспорить из-за оставшегося после смерти бабушки имущества. Честно говоря, он втайне надеялся, что она действительно устроит скандал своим разрушительным поведением, которым он сможет насладиться со стороны и о котором потом расскажет своему брату Тому или своему другу Джеймсу. Они всегда с удовольствием слушали о наиболее сумасшедших выходках Джорджи.

Возможно, Эмброуз и не приехал бы вместе с ней, если бы не предвкушал ещё один безобидный фейерверк. Кроме того, он заплатил за эту экскурсию. Теперь он должен получить вознаграждение за свои деньги.

К его большому удовлетворению, ход похорон полностью совпал с ожиданиями. Шокировав всех своим прозрачным нарядом, Джорджи без перерыва курила во время траурной службы (несмотря на просьбы перестать), критиковала цветочное убранство, громко смеялась в самые неподходящие моменты и выпила огромное количество алкоголя на поминках, которые состоялись после церемонии в доме друга семьи. Она увенчала жаркий спор со своей сводной сестрой метафоричным изречением «Пошла к чёрту», разбила вдребезги бокал, швырнув его на пол, и вылетела из дома, устремившись в ближайший бар. Затем последовала протяжённая экскурсия по другим барам, которая оказалась довольно впечатляющей (Эмброуз столкнулся с такими людьми, о которых раньше только читал) и которая завершилась в Силвертоне приблизительно в час ночи. Они оказались в своей постели только к двум.

Как всегда, алкоголь вырубил Джорджи ненадолго. Около половины четвёртого она снова встала и начала искать свою сумку с таблетками снотворного, натыкаясь на мебель и спотыкаясь о сумки со стонами и проклятиями. Тогда Эмброузу стало ясно, что они точно не покинут гостиницу до восьми утра — возможно, до девяти, если Эмброуз сам не вытащит Джорджи из постели. Как и следовало ожидать, когда стук в дверь возвестил о прибытии завтрака, Джорджи отказалась пошевелиться.

— Не-е-ет, — простонала она.

— Ты должна встать.

— Я не могу.

— Давай. — Он вытащил её слабое белое тело из-под одеяла и повёл Джорджи в ванную, где оставил её под душем. Когда она уже смогла стоять самостоятельно, опираясь обеими руками на кафельную стену ванной и опустив голову, тосты Эмброуза давно остыли. Сваренные яйца были чуть тепловатыми. Тем не менее, он мужественно съел свой завтрак (вновь призывая на помощь свою выдержку) и был готов принимать душ, когда Джорджи, наконец, вышла из ванной. Они обменялись взглядами, встретившись в дверях ванной комнаты: высокий Эмброуз с взъерошенными волосами, одетый в пижаму из чистого хлопка и широкий утренний халат, и Джорджи, невысокая, мокрая и обнажённая, не считая полотенца, обёрнутого вокруг волос. Несмотря на припухшие глаза, по утрам её лицо казалось удивительно чистым и нежным, прежде чем она успевала нанести яркий макияж и облачиться в вызывающую одежду.

Обычно утренний туалет Эмброуза занимал не больше пятнадцати минут. Он всегда делал одно и то же. За быстрым душем следовало бритьё, потом — освобождение кишечника, потом — одевание. Затем он чистил зубы, наносил на волосы гель и быстро приводил себя в порядок. Он выходил из ванной в безупречном костюме или великолепно подобранной одежде для отдыха, распространяя слабый аромат дорогой туалетной воды, с блестящими светлыми волосами, зачёсанными назад, и пылающим лицом.

Джорджи, напротив, могла провести около четырёх или пяти часов, готовясь к новому дню. Она тратила огромное количество времени на чтение газет, маникюр, выбор одежды, иногда занимаясь йогой в перерывах между этими делами. Она даже смотрела по телевизору музыкальные клипы или детские мультфильмы. У неё не было абсолютно никаких привычек. Обычно это не волновало Эмброуза, который уходил на работу раньше и никогда не был настолько глуп, чтобы приглашать по выходным на завтрак своих друзей.

Но будь он проклят, если ему придётся оплатить ещё одну ночь в этой дрянной гостинице только из-за того, что Джорджи не сможет взять себя в руки и покинуть номер к назначенному времени.

— Нет, — сказал он, выхватывая пульт из её белоснежных пальцев. — Никакого телевидения.

— Эй, какого чёрта!

— Время — деньги, ясно? Мы должны покинуть номер к десяти.

— Я успею!

— Нет, не успеешь. Только не с телевидением. Давай, собирайся. Что ты собираешься надеть?

— Ничего, — проворчала она.

— Нас арестуют, если на тебе не будет одежды, — пошутил он, но она отвернулась в сторону, и он вздохнул.

— Ладно, — сказал он. — Как хочешь. Можешь идти прямо так. — Она была одета в довольно симпатичную шёлковую сорочку. — Пожалуйста, Джорджи. Ты не могла бы поторопиться? Потому что если мы выедем позже, то не успеем доехать до Милдуры к обеду, а я ни за что не буду снова обедать в той придорожной забегаловке. Ни в коем случае. Тот пирог — я почти уверен, что он приготовлен из мяса убитых туристов, которых они заманили в дюны.

Джорджи откашлялась. Потом она потянулась. Потом она встала и начала натягивать свои обтягивающие чёрные брюки.

* * *

Подвески старого «форда» окончательно износились. Когда Алек ехал на машине по просёлочной дороге в сторону Торндейла, он чувствовал подошвами и ладонями каждый корень дерева, обломок скалы и ухаб, в который попадали колеса. Каждый толчок отзывался в суставах, шейных позвонках и зубах. Ему казалось, будто он ехал по железнодорожным шпалам.

Его беспокоило, что при такой сильной тряске. Дел не сможет даже сфокусировать взгляд, не говоря уже о том, чтобы прицелиться из ружья.