Книга Бледный гость - Филип Гуден

Кутберт Аскрей не удержался от резкого смешка. Как и остальные, он с интересом ждал кульминации, и, видимо, иначе он на подобный поворот событий отреагировать не мог. Я заметил, что взгляд Кэйт направлен то на отца, то на леди Элкомб.

Соперники, будь они лесные жители или императоры, неизменно начнут конфликтовать. Ни в одном государстве не может быть двух королей. Они будут драться до тех пор, пока один не выйдет победителем и не поставит ногу на тело врага. Наша история – не исключение. Слабый умом Генри был силен физически, возможно, гораздо сильнее того, кого я зову его «братом», – человека, многие годы остававшегося самому себе хозяином и чья сила за это время была жестоко подточена полуживотным существованием. Несложно предположить, что случилось дальше. Не прошло и нескольких дней после появления Генри, как оба люто возненавидели друг друга и сделались заклятыми врагами. И если преимущество Робина заключалось в знании леса, то Генри мы можем приписать силу… и свирепость. Продолжение нам известно. Одной летней ночью или ближе к утру Генри подкрался к Робину и убил его. Помня истории о ненависти Каина к Авелю, о том, как сын Давида Авессалом повесился на дубе, и то, как покончил с собой Иуда Искариот, Генри повесил Робина на дереве.

Адам Филдинг замолчал и остановился посреди комнаты. Голос его сделался хриплым. Похоже, его уже мало беспокоило то, что он сейчас просто рассказывает «историю», поскольку, по существу, он уже добрался до самой сути дела. Я опустил взгляд и с изумлением заметил, что мои руки сжаты в кулаки. Снаружи в окна глядела гнетущая темнота, и мне захотелось, чтобы поскорее наступил рассвет.

– Но все же эта трагическая повесть здесь не оканчивается. Я вновь не могу быть абсолютно уверен в том, что происходило далее, и никто не может. Но мне кажется… лорд Элкомб и его несчастный отпрыск, вернувшийся за причитающимся наследством, случайно встретились. Мастер Николас Ревилл был тому свидетелем, так что он может нам поведать, что именно он увидел той лунной ночью.

Услышав свое имя, я понял, что должен описать то походившее на сон видение, где были сад, напоминающий шахматную доску, и белая с черной фигуры. С запинками (куда уж мне до беглости и уверенности речи Филдинга!), я подробно рассказал о том, что видел, или думал, что видел, то и дело сожалея, что меня вообще понесло в ту ночь к окну.

Затем судья вновь взял на себя роль рассказчика. Он говорил мягко, теперь с заметным трудом, ибо последовавшее описание той страшной ночи было, несомненно, самым ужасным во всей этой истории.

– Итак, моя госпожа, похоже на то, что произошла встреча этих двух людей, отца и отвергнутого сына. Вряд ли между ними состоялся какой-нибудь бурный спор, поскольку Генри – я имею в виду Генри-сына – был не способен вести подобного рода разговоры. Были ли вообще произнесены какие-либо слова, никто никогда не узнает. Посреди ночи белая фигура позабытого отпрыска возникла перед его отцом, и тот, скованный ужасом, столкнулся лицом к лицу с ребенком, от которого избавился много лет назад. Дал ли Генри каким-либо образом понять, кто он такой? Узнал ли его родитель, интуитивно или как-то еще? Я не смею осуждать несчастного слабоумного за злой умысел. Он не ведал, что творит, не думал о последствиях. Каким-то образом отец отпрянул… споткнулся… и упал на диск солнечных часов, стоящих посреди сада. Гномон пронзил его сердце, и лорд Элкомб быстро умер.

Филдинг вновь замолчал и тяжело вздохнул.

– Все это, конечно, очень интересно. – Голос, на удивление ровный, принадлежал Кутберту Аскрею. Он покинул свое место рядом с матерью и вышел на пятачок слабого света, посылаемого единственным канделябром в комнате. – Очень интересно, – повторил он, – но какие у вас есть доказательства, ваша честь?

В этом вопросе мне почудилась легкая насмешка. Адам Филдинг молчал какое-то время, пощипывая по привычке бородку.

– Как я сказал, многое в этой истории мы должны оставить на усмотрение нашей собственной логики и воображения. Но, несомненно, доказательства имеются. Я прав, моя госпожа? – спросил он мягко.

Впервые леди Элкомб посмотрела судье прямо в глаза и убрала с лица вуаль. Она заговорила голосом, столь же удивительно спокойным, что и у ее сына:

– Вы правы, судья Филдинг. Такой ребенок действительно был… Его отдали на воспитание кормилице при тех самых обстоятельствах, которые вы описали. Но перед престолом Господним я буду отрицать, что это было сделано в надежде, что он умрет. По крайней мере, я такого никогда не хотела.

Адам Филдинг кивнул в благодарность за то, что она сказала.

– Когда та женщина уехала, я действительно решила, что ребенок умер. Потом родились другие дети и заняли место того… которого больше не было на свете.

– Пенелопа, – произнес Филдинг все тем же мягким тоном, – вы знали, что Генри, ваш первенец, вернулся домой?

– У меня были подозрения.

– И более ничего?

– Застать нас в такое время! – внезапно воскликнула леди Элкомб с негодованием. – Поставить все под угрозу!

Сначала я решил, что вдова имеет в виду свадьбу, но потом понял, что следом за мужем она встревожилась, что сын вернулся, чтобы мстить и мучить их. И поэтому, вместо того чтобы по-матерински радоваться возвращению того, кто давно был забыт, она восприняла Генри как угрозу. В конце концов, в особняке жил уже другой Генри, свадьба которого должна была состояться со дня на день. Появление в поместье слабоумного несчастного моментально ставило все под сомнение. По закону титул и земли Элкомба должен был наследовать именно он. Так что своим присутствием Генри-первенец мог перевернуть жизнь Элкомбов вверх дном. Понятно, что мать это совсем не радовало.

Судя по всему, помимо хладнокровия, ее натуре была присуща и безжалостность.

– Что ж, более он никому не сможет причинить вреда, – произнес Филдинг тоном, в котором чувствовалась борьба глубокого сожаления и ярости. – Он покоится на дне озера. Точнее, его обряжают в саван в одной из подвальных комнат вашего дома, миледи. Вероятно, не в подвале следовало бы ему лежать, учитывая его происхождение. Тем не менее вскоре он присоединится к отцу.

– Чепуха, – сказал Кутберт. – Откуда нам знать, что этот тип тот, за кого вы его выдаете? Говорю вам, судья Филдинг, вы клевещете на меня и мою мать, в то время как это тело, поднятое из озера, к нам не имеет никакого отношения. Обычный бродяга, утопленник, какой-нибудь Том Простачок. И даже если слова моей матери правда, это еще не доказывает, что тело в подвале – мой брат.

Там, где боль леди Элкомб укрывалась за молчанием или сдержанным комментарием, муки Кутберта обращались в гнев. И я прекрасно его понимаю. Услышать вдруг, что у него есть еще один брат, да к тому же слабоумный калека. Потом узнать, что именно этот брат убил его отца, а не тот Генри, что томится в солсберийской тюрьме… Да это самого дьявола приведет в ярость.

– Это действительно твой брат, – сказала леди Элкомб своему третьему сыну.