Книга После дождичка в четверг - Мэтт Рубинштейн

Все-таки она ему что-то оставила, но что-то и забрала: когда Джек перемотал пленку, то увидел, что концы обрезаны под разными углами и не подходят друг к другу. Видимо, Бет вырезала какой-то кадр — всего лишь кадр, мгновение, запечатленное камерой, — и обошлась с ним как и с остальными снимками: увеличила так, что он утратил цвета и формы.

Джек нашел ножницы и клейкую ленту и попытался склеить пленку. Пальцы у него онемели, и получалось нечто маловразумительное. Джек снова заправил пленку и установил экран.

Они были на пляже все вместе, Фрэнк, Джуди и крошка Бет, — камера переходила из рук в руки. Бет было шесть или семь, а ее родителям — около тридцати. Моложе, чем Бет и Джек сейчас. Пленка была старая, изображение дрожало, волны накатывались и отступали быстрее, чем в жизни. Бет хотела плавать — она тянула родителей за руки и подпрыгивала. Люди на пляже смотрели на нее и улыбались. День был солнечный, хотя цвета на пленке вылиняли и в церкви стоял полумрак. Затем пляж показался целиком, и Джек его узнал — узкая полоска Кемп-Коув.

Изображение на секунду потемнело, дойдя до склейки. Прекратить просмотр можно было, разве что выключив проектор, паузы здесь не существовало, и Джеку ничего не оставалось, кроме как перематывать пленку туда-сюда. Весь пляж танцевал какой-то монотонный танец — шаг, пауза, шаг назад, — а Джек всматривался в толпу, в размытые лица зевак, пока не увидел Сэма.

Это действительно был он — тот же разворот корпуса, та же манера вытягивать шею. У него еще не было лысины, но волосы уже редели. В какой-то момент он взглянул прямо в камеру, и это мгновение длилось дольше, чем остальные. Картинка была расплывчатая, не в фокусе. В тот день Сэм спас ее. И этого для Бет оказалось достаточно.

ГЛАВА 22

Небо было хмурое и серое, на землю опустились сумерки. Они ездили весь день — Джек за рулем, Джуди рядом, Сэм на заднем сиденье. Это казалось бессмысленным, но они ехали и ехали, притормаживая у каждого парка, у каждой компании курильщиков, у каждого дома, если замечали какое-нибудь движение. Они забирались все дальше, но затем неизменно описывали широкий круг по пригороду и возвращались к церкви.

Сэм и Джуди почти не разговаривали. Джуди не сводила глаз с улицы, на ее лице застыло не удивление, а печаль — как будто случилось то, что, по ее мнению, и должно было случиться, но по крайней мере не самое худшее. Сэм беспокойно ерзал, пытаясь уловить в зеркальце заднего вида взгляд Джуди, цеплялся за спинку ее кресла и проводил пальцами по плечу.

Что-то в этом показалось Джеку странно знакомым; затем он понял царящее в машине настроение, и его перестали мучить противоречия. Сэм сделал то, что было нужно, и теперь мог лишь сожалеть. Джуди сердилась, но она любила его, и уже давно; не оглядываясь, она подавалась навстречу руке Сэма, его прикосновению.

Джуди, взглянув на Джека чуть ли не с вызовом, наконец заговорила:

— Наверное, ты думаешь, что я ужасная женщина.

Да, ужасная, поскольку ужасно все, что на поверку оказывается слабее, чем должно быть: разрушенные города, пьяные боги, слабые духом родители. Джуди сидела здесь со своим кошмарным вожделением, и Джек еще никогда не испытывал к ней такой нежности. Не желая выдавать свои чувства, он не повернулся к ней, а уставился в полумрак, на дорогу.

— Я просто хочу найти Бет.

Все они провели большую часть жизни на этом пологом мысу между гаванью и океаном. За три года с Бет большую часть этих земель они вместе открыли заново. Куда бы он ни посмотрел — всюду была память о ней. Джуди, наверное, чувствовала себя еще хуже, как и Сэм, ведь он уже долгое время был с ними связан.

Джек взглянул на Джуди и увидел, что она по-прежнему за ним наблюдает. Он перевел взгляд в окно, как бы предлагая ей сделать то же самое, но Джуди не отвела глаз. Джек снова посмотрел на нее:

— Я не считаю вас ужасной женщиной.

— Нет, считаешь. Ты думаешь, что я бесчувственная, что я просто бросилась в омут головой.

— Вовсе нет. Даже наоборот.

Она приподняла бровь.

— Или что я просто выжидала, пока Фрэнк умрет. Что я дождаться этого не могла.

— Нет.

— Ты так не думаешь? А я ждала. И прождала бы намного дольше. Но я ждала не смерти Фрэнка. Я ждала, когда он вернется.

Джек посмотрел в зеркальце заднего вида — на Сэма: старик поморщился. Джуди заметила этот взгляд (она, видимо, замечала все) и раздраженно покосилась на Джека:

— Десять лет он притворялся, что ремонтирует эту проклятую церковь. Десять лет! Я старела, покрывалась морщинами, а он по-прежнему думал, что ничего не происходит, что это пикник на лужайке. Как будто я бы пошла с ним на пикник после того, что случилось.

Сэм опустил глаза.

— Не надо…

Джуди жестом велела ему замолчать.

— Сэм говорит, что в тот день Бет непременно бы спасли, так или иначе. Но Фрэнк чувствовал себя виноватым… он думал, что я брошу его, буквально желал, считая, что это будет заслуженным наказанием. Иногда Фрэнк вел себя как настоящий идиот.

В ее голосе прозвучала такая нежность, что на секунду Джек ей поверил, будто их отношения изменились с того самого дня, когда Фрэнк отлучился за мороженым и не оказался рядом, когда тонула дочь. Гордость не позволила ему остаться с семьей, и он удалился в церковь. Не утрата веры, а недостаток ее; он ошибся, оценивая любовь жены. Возможно, дело отчасти (или даже полностью) было в этом, но Фрэнк заслуживал большего.

— Он не знал?

— О чем?

— Что Сэм на пляже, разумеется.

Джуди метнула на него свой фирменный взгляд — это было первое, о чем вспоминал Джек, думая о ней, — походивший на подъемный мост, но тут же смягчилась и отвела глаза.

— Нет, не знал.

— Бет обо всем догадалась, когда просматривала пленку и фотографии, что обнаружила в церкви, у Фрэнка.

— Это не так. Ей сказал Сэм. — Джуди коротко взглянула в зеркальце заднего вида; Сэм откинулся на спинку сиденья и уставился в окно. — Я говорила ему, что Бет — дочь Фрэнка, но это неправда. Женщина всегда знает, знала и я. Непонятное, абсолютно бездумное влечение, которое едва не положило конец моему браку до того, как он успел начаться. Но все вышло не так уж плохо.

Джек не отрывал взгляда от Сэма, но старик с равнодушным смирением смотрел в окно. Видимо, он уже все обдумал за прошедшие тридцать лет — тридцать лет вожделения и ожидания. Ничто более не могло его удивить. Только для Джуди этот разговор казался важным.

— Будь Фрэнк другим, я бы непременно призналась — рассказала ему все и ждала, пока не простит. Только вот Фрэнк никогда бы меня не простил: из-за своей веры, воспитания, своей семьи — всего того, что меня так пугало. И я решила молчать. До того самого дня на пляже я и словом об этом не обмолвилась.