Книга Святотатство - Джон Мэддокс Робертс

Как правило, я не позволял себе говорить с отцом в столь резком тоне, но пережитое потрясение, усталость и кровопотеря сделали меня более прямолинейным.

— Всем землевладельцам я выплатил бы весьма умеренную компенсацию, а их рабов выдворил бы за пределы Италии, — продолжал я. — Избыток рабов — вот корень большинства наших проблем. Правда состоит в том, что мы, римляне, слишком обленились и отвыкли работать. Все, на что мы способны, — воевать и грабить. Прочее за нас делают рабы.

— Я слышу речь безумца, — вздохнул отец. — Клодий и Цезарь вдвоем не могли бы нагородить столько ерунды, сколько наговорил здесь ты.

Я вновь расхохотался, но на этот раз смех получился каким-то дребезжащим.

— Ты же знаешь, отец, я не сторонник крайних мер. Я никогда не выйду на улицу поднимать мятеж, поскольку уверен в его бессмысленности. Любые реформы приведут к новому кровопролитию, а крови мы видели более чем достаточно.

— Если ты понимаешь это, не распускай свой язык. Боюсь, когда-нибудь он тебя погубит.

— Возможно, ты будешь столь любезен, что одолжишь мне носилки и нескольких рабов? — спросил я, чувствуя, что продолжать разговор дальше у меня уже нет сил. — Своим ходом я вряд ли сумею добраться в Заречье.

— Да, конечно.

Отец позвал раба и велел ему приготовить носилки. Поднялась суета. Про себя я отметил, что к старости характер отца становится мягче. В былые времена в ответ на мою просьбу о носилках он поведал бы, как некогда, получив в бою раны намного тяжелее моих, проделал целодневный пеший переход в полном вооружении. Возможно, он ничуть не преувеличивал. Что ж, я никогда и не претендовал на то, чтобы соревноваться с людьми старой закалки по части выносливости.

Путь в школу гладиаторов я провел в полудреме. Мерно покачиваясь в носилках, грелся на солнышке, лучи которого проникали сквозь балдахин, и припоминал все испытания, выпавшие сегодня на мою долю. Про себя я поблагодарил Лукулла за славное вино. Если б не это доброе кекубанское, подкрепившее мои силы, я давным-давно лишился бы сознания. Когда забытье наконец овладело мною, боги послали мне удивительные видения.

Передо мной предстала богиня Диана в короткой тунике охотницы, в руках у нее был лук, за спиной — колчан со стрелами. Мгновение — и богиня превратилась в Клодию, которая смотрела на меня и издевательски хохотала. Клодия и прежде нередко находила поводы, чтобы посмеяться надо мной. Я уже собирался сказать ей, что она мерзкая шлюха, как вдруг увидел, что передо мной уже не Клодия, а Фауста. Она что-то произнесла, но я не сумел разобрать слов. Прежде чем я успел переспросить, Фауста превратилась в своего брата, Фауста. Учитывая существующее между близнецами сходство, превращение далось ей без труда. Фауст что-то протягивал мне. Я обратил внимание, что пальцы у него унизаны кольцами. Как странно, пронеслось у меня в голове, ведь он служит в армии, а в воинском деле кольца — большая помеха. Особенно кольцо с отравой, такое громоздкое и неуклюжее. Меж тем произошла очередная метаморфоза. Место Фауста занял Аппий Клавдий Нерон. Он что-то сжимал в руках, и я чувствовал, он отчаянно хочет, чтобы я забрал это у него. Бедняга пытался что-то сказать, несмотря на то что горло у него было перерезано, а на лбу темнела вмятина.

Внезапно за спиной Нерона выросла гигантская тень. То был чудовищный зверь на четырех лапах, одна из которых сгребла Нерона, прежде чем он успел передать мне то, что сжимал в руках. С содроганием взглянув в морду зверя, я понял, что это Цербер, неумолимый страж, охраняющий вход в царство мертвых. Этого монстра называют псом, но никогда прежде мне не доводилось видеть пса о трех головах, к тому же столь исполинских размеров. Приглядевшись получше, я заметил, что это вовсе не собачьи, а человеческие головы. Цербер превратился в подобие египетских божеств, соединяющих в себе людей и животных. Одна из его голов принадлежала Крассу, который не сводил с меня холодных голубых глаз. Вторая принадлежала Помпею, на губах его играла язвительная усмешка. Третья голова оставалась в тени, и я никак не мог разглядеть, чья она. Я догадывался лишь, что тот, кто находится посередине, повелевает двумя остальными. Иначе и быть не могло. Внезапно трехглавое чудовище заслонил чей-то стройный силуэт. То была Юлия. Она протянула руку и коснулась моего плеча:

— Деций?

…Асклепиод слегка потряс меня, взяв за здоровое плечо. Лицо его расплывалось у меня перед глазами и лишь через несколько мгновений обрело отчетливые очертания.

— Лучше бы на твоем месте была Юлия, — пробормотал я.

— Что?

Обрамленное изящной бородкой лицо Асклепиода выражало тревогу и озабоченность.

— Не ожидал, что ты вернешься так скоро, Деций, — со вздохом произнес он и, обернувшись, сделал кому-то знак подойти. На зов явились два гладиатора, которые подняли меня с носилок с такой легкостью, словно я был малым ребенком, и отнесли в комнату врача. Там слуги Асклепиода, привычные к подобной работе, проворно раздели меня и обмыли рану.

— Снова принялся за старое, да? — проворчал Асклепиод, осматривая мое плечо. — Ну, с этим понятно. А что это за отметины у тебя на лице? Неужели следы человеческих зубов?

— Точнее сказать, это зубы грызуна, не то крысы, не то хорька, принявшего человеческое обличье, — буркнул я.

Мой друг, сосредоточенно ковыряясь в ранах, заставлял меня кусать губы от боли. Ему самому этот процесс, казалось, доставлял удовольствие.

— Что ж, придется тебя заштопать, — заявил он, закончив осмотр. — Обещаю, ты будешь жить и даже с горем пополам сможешь двигаться. Боюсь только, женщины, увидев твой многострадальный нос, будут в ужасе разбегаться. Кстати о женщинах. Кто такая Юлия?

Безмолвные рабы приготовили все необходимое — изогнутые иглы самого зловещего вида, нити из конского волоса и бронзовые щипцы.

— По пути сюда я задремал и видел странные видения, — пробормотал я, отводя взгляд от этих орудий пытки. — Во сне ко мне явилась одна из моих знакомых, по имени Юлия.

— Видно, ты питаешь к ней особо нежные чувства, если предпочел бы ее общество моему даже сейчас, когда тебе необходима врачебная помощь, — усмехнулся Асклепиод. — Говоришь, видел странные видения? Я не большой мастер по части толкования снов, но могу направить тебя к настоящим знатокам.

— То, что я видел, нельзя назвать сном. Просто картины, сменяющие друг друга. Настолько отчетливые, что мне казалось — все это происходит наяву.

Я говорил все это главным образом для того, чтобы отвлечься и не наблюдать за действиями Асклепиода. Не имею привычки пересказывать собственные сны и отнюдь не отношусь к числу тех, кто считает, что все ниспосланные нам видения обладают тайным смыслом. Проснувшись, я, как правило, не помню, что видел во сне, а те обрывки, что сохраняются в моей памяти, скучны и однообразны. Однако при особых обстоятельствах — к их числу относятся раны, кровопотеря и прочие телесные немощи — боги порой посылают мне яркие и причудливые видения.

Я подробно пересказал свой сон Асклепиоду, который слушал, по обыкновению почесывая подбородок и понимающе кивая. Когда я кончил, он вновь взял в руки иглу и пытка продолжилась.