Книга Байки служивых людей - Александр Новиков

На вечерней поверке начальник похода тепло поблагодарил весь личный состав за проявленные успехи в ходе учений, а оркестру почему-то объявил личную благодарность. Леха Штырев объяснил это тем, что большая часть спасательных средств, выделенных оркестру, была менее остальных заблевана и быстрее всех вернулась к месту постоянной дислокации, ибо не покидала корабля совсем.

И только Серега Куманьков отчего-то разволновался и на полном серьезе долго приставал к боцману: мол, если что случится – оркестр не спасется... На что боцман степенно вопрошал:

– Какая тебе разница, в какую очередь тонуть, мудила?

* * *

На следующий день в воду спустили что-то вроде большого куска брезента, прокомментировав это как «устройство купальни с помощью паруса». Палыч сразу же окрестил купальню «носовым платком». На предложение старпома окунуться, мы отрицательно покачали головами – касатки нарезали круги где-то неподалеку, и любоваться ими мы предпочитали с борта корабля. Хотя и не все – отдельные «сундуки» заявили, что никогда себе не простят, если не окунутся в «Средиземку». Но через несколько часов мы убедились в своей правоте.

Нашу «сиесту» нарушил истошный вопль, доносящийся из иллюминатора:

– Акула!!! Чуваки, акула!!!

Это вопил Серега Куманьков, наш первый корнет, бузотер и пьяница. Орал он так, будто эта самая акула уже дожевывала его мосластые ноги.

– Неужели парус прогрызла, сука? – спокойно предположил Палыч.

Естественно, нас тут же вынесло наверх. Мы стали вглядываться в импровизированный бассейн, ожидая увидеть расползающееся кровяное пятно и пенящуюся воду, в которой Кум храбро лупит трубой по оскаленному рылу огромного чудовища... Но в «носовом платке» лишь спокойно плескались несколько голых «кадетов» и наш летёха, можно сказать одетый, ибо на макушке его красовалась ярко-синяя «тропическая» пилотка, явно выменянная у кого-то из экипажа.

Откуда-то с юта вновь донесся вопль. Вслед за ним по громкой раздалось:

– По правому борту – акула. Кто не видел – может зацепить!

Мы рванули туда. Самый короткий путь лежал по коридору, в котором произошло замечательное происшествие. Откуда-то сверху, из люка, в коридор выпали два лейтенанта – оба из БЧ-5. На их веснушчатых лицах блуждала странная улыбка, в руках поблескивали новенькие гранаты.

Надо сказать, что коридор не был особенно просторным, вернее, он был даже тесноватым. Точнее, чего уж там, он был узким, как односпальная кровать. К тому же в кормовой части корабля, куда все направлялись, в нем почти не было дверей – вечно запертая баня да гальюн с душевой, снабжавшиеся забортной водой.

Так вот, когда в битком набитом узеньком коридоре один из лейтенантов случайно взял да и выронил одну гранату – случилось сверхъестественное. Коридор опустел в течение секунды. Куда подевались два десятка человек при запертых дверях и полном отсутствии люков – неизвестно, но коридор был пуст. А граната, новенькая и симпатичная, спокойно лежала у моих одеревеневших ног. Подождав некоторое время, я негромко кашлянул. Откуда-то из стены проявилась бледная физиономия одного из лейтенантов.

– Испугался? – дрожащим голосом спросила физиономия.

– Ну... в общем... – честно признался я.

– Не ссы, – ободрил меня лейтенант и осторожно материализовался из стены в коридор.

Двумя пальцами он взял гранату и, испуганно улыбнувшись, прошептал:

– Боевая... Глубинная.

Потом, когда меня отпаивали чаем в кубрике, Палыч авторитетно заявил, что такие гранаты используются против диверсантов-водолазов и в основном рассчитаны на звуковую волну, оглушающую под водой врагов. Мне от этого почему-то не полегчало...

Тем не менее у меня все-таки хватило сил доковылять на негнущихся ногах до юта и полюбоваться на трехметровую рыбу-молот, которая с неописуемой грацией огибала корму. Курсанты и наши «сундуки» безостановочно щелкали своими «Сменами» и «Зенитами», и лишь дядя Саша долго и обстоятельно выстраивал мизансцену. По его задумке Фалишкин должен был, откинувшись на леера, томно указывать рукой на рыбину. При этом его широкая морская грудь должна была овеваться свежим средиземноморским бризом, следовательно: гюйс – развеваться, а ленточки на бескозырке – плясать замысловатый матросский танец на фоне знойного марокканского берега.

Чтобы снять этот гениальный кадр, дядя Саша поднялся на третью палубу, зацепился ногами за кормовую пушку и, как огромный ленивец, пополз по стволу. Нависнув наконец над нами, он извлек из-за пазухи свой старенький «ФЭД» и принялся издеваться над несчастным Фалишкиным, как заправский фотограф над туповатой моделью:

– Фаля!!! Отгибайся назад!.. Да не рылом, а телом! Руку назад! Да не эту, мудак! Правую! В которой колотушку* держат, чтоб ты понял! Гюйс высвободи, чтоб на ветру... Ну на х...я ты его отстегнул?! (Гюйс летит в направлении Марокко.) Дайте ему кто-нибудь гюйс!!! Так... Еще отогнись! Сдвинь «беску» на затылок! Ой, бля! (Бескозырка катится по палубе и падает в сторону Испании.) Так! Ну все уже, стой теперь! Стой!! Сто-о-ой!!! Держите кто-нибудь за ноги этого осла!!!

* Колотушка – в данном случае то, чем играют на большом барабане. Военные барабанщики делали ее сами – на обточенную палку с утолщением надевалось несколько толстых войлочных колец, которые прижимались друг к другу винтом.

Фалишкин так старательно отгибается, что уже практически вываливается за борт, и только схвативший его за ремень мичман мешает терпеливо ожидающей акуле плотно перекусить. Фаля косится на нее и с перепугу кричит дяде Саше несколько обидных слов.

– Ах ты гнида! – оскорбляется наша первая валторна и пытается ловко спрыгнуть с пушки. Стоит ли говорить, что получается это у него не очень ловко. В общем, обрушивается наш дядя Саша с трехметровой высоты прямо в столитровый бак для пищевых отходов. При этом он держит свой драгоценный «ФЭД» в вытянутой руке, как Чапай винтовку при форсировании реки Урал...

Акула насмешливо поглядывает на весь этот бардак. Но в этот момент раздается зычный голос старпома, напоминающий рык грузчиков на Сытном рынке:

– Р-р-разойдись! Дор-р-рожку!

Мы расступаемся, и на палубе появляются трое: старпом и два давешних офицерика. Они картинно, как на учениях, срывают с гранат кольца, строго по уставу замахиваются и кучно бросают их за борт.

Сначала раздается вопль – при замахе старпом заезжает стоящему за его спиной Тихону по носу, – потом оглушительный взрыв... Рыба-молот всплывает кверху брюхом, посреди всяческой оглушенной морской мелочи.

– Шлюпку на воду!!! – счастливым голосом орет старпом, но тут же корабль облетает команда:

– Боевая тревога!!! По местам стоять, с якоря сниматься!!!

Как нам потом объяснили, командир корабля не одобрял жестокого обращения с животными. И еще больше он не одобрял применения штатных боеприпасов без крайней необходимости. К тому же он крайне не любил «зеленых», которые по любому поводу поднимали ужасный шум. А может, нам просто было пора... Но в любом случае мечта старпома украсить офицерскую кают-компанию чучелом акулы тогда не сбылась. Хотя, вспоминая характер старпома, думаю, что он уже достиг желаемого результата.