Книга Пламя любви - Барбара Картленд

Майкл ненадолго задумался.

— Может быть, дело в том, что представления о жизни у всех разные. И не стоит без нужды задевать других, говоря или делая то, что их шокирует, даже если нам их стандарты кажутся глупыми или фальшивыми.

Мона улыбнулась ему:

— Майкл, как мне нравится, когда ты философствуешь!

— А ты мне нравишься в роли ангела-хранителя.

Мона быстро взглянула на него, чтобы понять, не смеется ли он над ней, но глаза Майкла были полны нежности.

— Мне было неловко, — призналась она, — но, кажется, я все-таки немного утешила бедного викария.

— Не сомневаюсь.

— Нынче у нас все вверх дном, — со вздохом заметила Мона. — Странно, но мир перестал доверять специалистам. Светская дамочка проповедует, утешает священника, а тот внимательно слушает. А если какая-нибудь голливудская кинозвезда вздумает написать книгу по агрономии, ее будут читать с куда большим интересом и доверием, чем такую же книгу, скажем, написанную тобой.

Майкл рассмеялся:

— Не беспокойся, книг по агрономии я писать не собираюсь.

— Но ты понимаешь, о чем я? — настаивала Мона. — Меня Стенли Гантер послушал — а на своего собрата-клирика, быть может, и внимания бы не обратил.

— Да, понимаю, о чем ты, — ответил Майкл. — И все же в этой роли ты мне очень нравишься.

Мона улыбнулась:

— Приятно знать, что ты хотя бы изредка меня одобряешь!

— И даже не изредка, — ответил Майкл. — Мона, помнишь, что я сказал тебе утром?

— Да.

— Так что же, может, нам пожениться? Тебе не кажется, что вместе мы будем счастливее, чем порознь?

Он не смотрел на нее — глаза его были устремлены на дорогу. Они поднимались на холм, на вершине которого стоял Коббл-Парк, и в этот миг Мона вдруг ясно поняла: никогда до сих пор она так ясно не осознавала, чего хочет.

Она хочет ответить Майклу «да». Хочет стать его женой. Хочет идти по жизни рука об руку с ним, зная, что он всегда будет рядом, всегда охранит ее и защитит.

«Наверное, это любовь», — думала она и понимала, что такой любви никогда еще не испытывала.

В ней не было восторгов и экстазов, но было тепло, согревающее душу и сердце ровным, добрым огнем.

Теперь она понимала: рядом с Майклом она узнает лучшее, что есть в жизни.

В союзе с ним она расцветет, обретет уверенность и силу, рука об руку с ним сможет противостоять всем проблемам и заботам повседневной жизни.

Никогда прежде она не знала и не желала этого — защиты от тревог. Мона мечтала о жизни, полной приключений, и не сомневалась, что приключения дадут ей все, чего можно желать; она знала жизнь, полную страстей и треволнений, но никогда не испытывала того душевного мира, что неразрывен с истинным счастьем.

А истинное счастье для человека заключено не в головокружительных восторгах, не в блеске успеха или пламени страсти, а в том, чтобы делить «заботы дневные» с теми, кого любишь.

Теперь Мона понимала: с Лайонелом она никогда не делила жизнь. Они страстно любили друг друга; она играла свою роль в его жизни, готова была отдавать ему и больше, но он этого не требовал.

Для него она была чем-то вроде драгоценной и редкостной вещицы, но не частью его самого; истинного единения между ними не было.

Они почти ничего не делали вдвоем. Не работали вместе в саду, не решали, в какой цвет выкрасить стены, не поднимались наверх посмотреть, как спят в колыбельках их дети.

«Я любила Лайонела, — думала Мона, — но то, что я чувствую сейчас, это, быть может, большая, более чистая, более настоящая любовь».

Майкл ждал ответа. Автомобиль поднялся на холм, свернул к воротам Парка, и тут Мона вспомнила Чар… Чар и Лайонел… Боже, как она может думать о будущем с Майклом — да и с кем бы то ни было?

Нестерпимая боль обрушилась на нее — боль от того, что придется причинить боль ему. Она закрыла глаза и ощутила, как он сжал ее руку.

— Милая моя, не заставляй меня ждать слишком долго, — нежно проговорил он. — Я люблю тебя и всегда буду любить.

Глава семнадцатая

«А теперь мне предстоит встреча с Чар», — думала Мона, открывая дверь Аббатства.

На душе у нее вновь лежал камень.

За обедом в Коббл-Парке, с Майклом и его тетей, было так хорошо! Все смеялись и шутили; особенно весел был Майкл — в лице его, в голосе, во всем чувствовалась какая-то новообретенная радость.

«Он счастлив», — понимала Мона и не могла в этот миг развеять его счастье, рассказав ему о том, что ее гнетет.

Рядом с Майклом мерзкие угрозы Чар казались почти нереальными, и она уже готова была поверить, что сама их выдумала.

Но теперь, с каждым шагом приближаясь к дому, понимала: это не иллюзия. Угроза по-прежнему здесь, опасная и неотвратимая, — враг готов нанести удар по спокойствию и счастью ее матери.

Открыв дверь в гостиную, она увидела, что миссис Вейл сидит у камина и вяжет.

— А, вот и ты, милая! — взглянув на нее с улыбкой, воскликнула мать.

Мона подошла к ней и поцеловала.

— Надеюсь, ты обо мне не беспокоилась? Я позавтракала и пообедала в Парке. Ты уже слышала о миссис Гантер?

— Слышала. Бедный викарий! Должно быть, он страшно потрясен.

— Когда он поймет, от чего освободился, то будет благодарен этому грузовику. Как говорится, катастрофа, но не беда!.. Ну, мама, перестань! — проговорила она, заметив выражение лица матери. — Ты же знаешь: если быть честными, то все мы вывесили бы флаги в честь упокоения Мейвис Гантер! По совести сказать, это лучшее, что произошло в Литтл-Коббле за долгие-долгие годы!

— Лучше вообще не допускать таких мыслей, — ответила миссис Вейл, — но если уж ты так думаешь, по крайней мере не говори вслух!

— Мамочка, да ты у меня ханжа! — поддразнила ее Мона. Затем осторожно спросила: — А где Чар?

Мать сложила вязание и убрала его в сумку:

— Миссис Стратуин вернулась в Лондон.

Мона уставилась на мать, словно не веря своим ушам.

— В Лондон?! — выпалила она. — Но когда?.. Почему?

Миссис Вейл подняла глаза на дочь:

— Сегодня утром у меня был с ней разговор. Я попросила ее уехать.

— Ты попросила ее уехать! — тупо повторила Мона. — Но, мама… что ты ей сказала? Что произошло?

Мать молчала, только смотрела ей в глаза с бесконечной нежностью и состраданием. У Моны вдруг подогнулись ноги, и она опустилась на колени возле кресла матери.

— Ну скажи мне! — потребовала она. — Что она сказала?

Миссис Вейл ласково обняла дочь за плечи и заговорила — медленно, тщательно выбирая слова: