Книга Убийство за кулисами - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вчера — вы не представляете! — теперь в голосе Строганова звучали нотки гордости, — по собственной инициативе прыгнул мне на колени! Поверите — я даже дышать перестал…
— Он что, никогда к вам раньше не ласкался? Ну и котяра!
— Он меня вполне терпел, а это для него уже почти то же самое, что для обычной кошки потереться о ноги и помурлыкать! Понимаете?
Турецкий не понимал. Он вообще предпочитал кошкам собак — в отличие от большинства мужчин. Да и думал он в данный момент о другом.
Строганов, почувствовав, что разговор подходит к концу, поднялся, чтобы попрощаться, но как раз в этот момент Александр Борисович перестал колебаться и заговорил:
— Подождите, Юрий Валерьевич, еще минуту… Вашему Пуфу, конечно, можно выдать медаль за храбрость. Но есть и еще кое-кто в вашем самом близком окружении, оказавший следствию, можно сказать, неоценимую услугу…
Ирина Радова собиралась на репетицию. И, как всегда, мама не выдержала ее часового стояния перед зеркалом и приступила к традиционной нотации:
— Ты бы хоть сказала, кто он?! — Она с неодобрением посмотрела через спину Ирины на ее отражение в сияющем чистотой стекле трельяжа. — В конце концов, у меня опыт, почему ты всегда пренебрегаешь моими советами? Почему?! Тебе уже двадцать семь, замуж пора! А кто, как не мать, может поделиться с дочерью своим опытом?..
Радова вздохнула, поправила упрямый локон, выбившийся из прически, и промолчала. Не потому, что ей нечего было ответить Галине Викторовне, пережившей четыре брака и столько же разводов, а потому, что напомнить матери о ее «опыте» — значило вступить в длинную и бесполезную дискуссию из тех, которые та так обожала.
Не дождавшись от дочери ни слова, Галина Викторовна еще раз бросила на ее отражение возмущенный взгляд и, напомнив Ирине, что в ее возрасте уже была матерью (родила она во втором браке), вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Девушка вздохнула, еще раз глянула в зеркало и грустно покачала головой. Если бы мать знала, кто «он», она бы окончательно предала ее анафеме за то, что дочь ее такая глупая, позволила себе в таком вот, почти стародевическом возрасте абсолютно безнадежную влюбленность.
— Кто — он и кто — ты?.. — прошептала Ирина и потянулась за сумочкой: пора было отправляться на репетицию. Что касается «его», то для Строганова она всегда была, есть и будет не более чем колоратурным сопрано… Пусть редким по диапазону, с великолепной серебряной окраской и удивительными обертонами в низах… Пусть! Но — не более того! И пора, в конце концов, образумиться, взять себя в руки, перестать пялиться на него так, что половина артистов фыркает ей вслед, а самому Юрию и в голову не приходит (и никогда не придет!), что смотрит она на него так вовсе не потому, что восхищается его талантом… То есть конечно же восхищается! Но не только талантом…
Радова посмотрела на маленькие золотые часики, украшавшие ее запястье, и заторопилась. За ее невеселыми размышлениями время промчалось незаметно, теперь придется брать такси.
Машину Ирина поймала сразу, но вот чего она не учла — так это пробки: забыла, поскольку авто пользовалась редко. А в итоге, когда добралась до ДК, машина самого Строганова уже стояла там. «Опоздала! — расстроенная девушка чуть ли не пулей помчалась к входу в ДК. — А ведь сегодня будут распределять партии „Богемы“… Вот идиотка!..» Последнее, чего бы ей хотелось, — получить замечание от Строганова…
К счастью, Юрий был, видимо, в неплохом настроении, потому что, как только Ирина появилась в дверях комнаты, в которой они обычно обсуждали очередной спектакль или составляли программы антреприз и гастрольных поездок, он, прервавшись на полуслове, повернулся и… вместо того, чтобы сделать замечание, улыбнулся девушке какой-то странной улыбкой, одновременно окинув ее с головы до ног быстрым взглядом.
— Проходите, Ирочка, — произнес Строганов вполне доброжелательно и продолжал смотреть на нее до тех пор, пока она действительно не прошла и не села на стул в последнем ряду, смутившись от такого пристального внимания. «Может, ему просто понравилось мое новое платье? — робко подумала Радова. — Хорошо, что я его купила, а еще сомневалась…» Она с некоторым усилием заставила себя вслушаться в то, что говорил Юрий, прерванный ее появлением. И через некоторое время успокоилась полностью, включившись в работу.
Время, как всегда на таких общих сборах труппы, пролетело незаметно. Наступил вечер. Потом — очень поздний вечер. И хотя на сегодня Строганов отпустил своих исполнителей, расходиться никто не хотел, возбужденные артисты живо обсуждали, уже между собой, будущую постановку: недовольных доставшимися партиями не было — если не считать притихшую Киру, которая неожиданно вновь объявилась в театре и попала во второй состав… «Вот бедная! — посочувствовала ей Радова. — Кажется, с этим французским браком у нее все развалилось… Господи, и почему мы такие невезучие?!»
Ирина уже решила пробраться сквозь небольшую толпу своих возбужденных коллег к Кире, чтобы отвлечь ту от явно невеселых мыслей, когда кто-то тронул ее сзади за локоть. Радова слегка вздрогнула и обернулась: возле нее стоял вновь как-то странно улыбавшийся Строганов, про которого она решила, что он уже уехал домой. От неожиданности Радова почувствовала, что краснеет.
— Ирочка, можно с вами поговорить? — Юрий слегка потянул ее за собой в сторону двери. — Кстати, выглядите вы сегодня просто чудесно.
— Спасибо, — пробормотала она и окончательно покраснела. Юрий очень редко общался со своими исполнителями иначе как на репетициях или таких вот общих сборах… Скорее всего, решил все-таки пожурить девушку за опоздание, которое, честно говоря, было уже не первым. Поговорить с ней не при всех, ведь он — удивительно тактичный человек!
— Давайте-ка отойдем к кулисам. — Строганов повлек ее дальше, к выходу из комнаты, которая и впрямь была расположена рядом со сценой. Радова просто спиной чувствовала любопытные взгляды, проводившие их, и от этого настроение девушки окончательно испортилось. А фраза, произнесенная Юрием, едва они оказались наедине, заставила ощутить настоящую слабость в коленях:
— Ирина, я все знаю!
Радова протянула руку и вцепилась в тяжелую, пахнущую пылью кулису, благодаря Бога только за одно: за то, что здесь царил полумрак и, следовательно, Строганов не мог видеть ее пунцовой физиономии!
— Что… Что вы знаете? — пролепетала она, не поднимая головы. Но Юрий сделал это сам, приподняв пальцами лицо Ирины за подбородок. И к своему великому облегчению, она услышала не то, чего так испугалась, а совсем другое:
— Знаю, чем именно вам теперь обязан, следователь мне рассказал… А я-то думал-гадал, для чего он меня расспрашивал, насколько вы артистичны!.. Ирочка, я… Я просто даже не знаю, как мне вас благодарить, если честно, я этого просто не умею, особенно когда речь идет о красивой и такой молоденькой девушке, как вы…
— Я не молоденькая. — Радова немного успокоилась и заставила себя улыбнуться. — Мне, Юрий Валерьевич, почти двадцать восемь… Моя мама считает, что я старая дева…