Книга Козырные тузы - Пэт Кэдиган

Он успел только найти кассету «Криденс Голд» и вставить ее в магнитофон, как на горизонте показалась черная волна инопланетных существ. В воздухе, насколько достигали его камеры, кишели летуны — облако тьмы, похожее на стремительно надвигающийся бескрайний грозовой фронт. Он вспомнил смерч из «Волшебника страны Оз» — как же ему было страшно, когда он впервые смотрел это кино!

Под этой темной крылатой тучей двигались другие существа: ползли вперед на членистых животах, ковыляли на метровых паучьих ногах, вязко перетекали с места на место, как Капля из одноименного фильма, вот только героического Стива Маккуина что-то поблизости не наблюдалось. Они покрывали дорогу от обочины до обочины и переливались через край — и двигались быстрее, чем он мог вообразить.

Соколица взмыла в воздух, андроид набросился на врага, а с небес устремилась Мистраль — голубая вспышка меж прозрачных холодных облаков. Том сглотнул, до упора вывернул ручку громкости, и «Восход зловещей луны» рванулся к темному небу. Жизнь никогда больше не будет такой, как прежде, — ему почти хотелось поверить в это. Может быть, этот новый мир будет лучше старого.

Как стая перелетных голубей, Рой грозил затмить солнце и, как стая перелетных голубей, исчез в мгновение ока. После этого первого незабываемого мгновения даже война миров стала для него просто очередной задачей. То было скорее истребление, чем сражение, нечто сродни уничтожению особенно жирных и мерзких тараканов.

Когти, клешни и отравленные клыки не причиняли его панцирю никакого вреда; кислота, которую выделяли летуны, заляпала ему все объективы, но это была скорее досадная неприятность, чем реальная опасность. Он вдруг поймал себя на том, что выдумывает новые, изощренные способы убийства этих тварей, чтобы развеять скуку. Он подбрасывал их высоко в воздух, разрывал пополам, сжимал в незримых кулаках до тех пор, пока они не превращались в кашу. Раз за разом, день за днем, безостановочно — пока эта волна не остановилась.

Впоследствии, вернувшись домой, он поражался, как быстро «Война с Роем» исчезла из заголовков газет и с какой легкостью жизнь вернулась обратно в прежнее русло. В Перу, в Чаде, в горах Тибета еще продолжали свирепствовать группы пришельцев; в Турции и Нигерии кое-где давали о себе знать недобитые остатки, но известия из стран третьего мира занимали лишь последние страницы американских газет. А жизнь тем временем продолжалась. Люди расплачивались с кредитами за жилье и ходили на работу; те же, кто благодаря Рою остались без жилья и без работы, послушно подавали страховые требования и обращались за пособиями по безработице. Люди сетовали на плохую погоду, рассказывали анекдоты, ходили в кино, спорили о спорте, собирались выходить замуж и жениться.

Рой, разумеется, не был полностью уничтожен. Немногочисленные уцелевшие твари рыскали в труднодоступных местах, а иногда и не в столь труднодоступных. Сегодня Том отчаянно жаждал встречи с одним из таких чудовищ. Его устроило бы даже не очень большое: летучее, ползучее — не суть важно. Он готов был согласиться и на обыкновенного преступника, на пожар, на автомобильную аварию — на что угодно, лишь бы не думать о Барбаре.

Не тут-то было. Стоял хмурый, холодный, безрадостный, скучный день — даже в Джокертауне. Приемник, работавший на полицейской частоте, сообщал лишь о нескольких семейных ссорах, а Том взял за правило никогда не вмешиваться в подобные дела. За многие годы он пришел к выводу, что даже самая разобиженная жена приходит в ужас, когда бронированный панцирь размером с «Линкольн-Континенталь» вламывается сквозь стену в ее спальню и приказывает ее мужу немедленно прекратить распускать руки.

Он покружил над Боуэри, держась над самыми крышами и отбрасывая на землю длинную черную тень, которая плыла вслед за ним по мостовой. Машины внизу продолжали ехать, как ехали, даже не притормаживали. Все его камеры работали, давая ему обзор со всех сторон. Том беспрестанно перескакивал взглядом с экрана на экран, наблюдая за прохожими. Его почти перестали замечать. Бросят мимолетный взгляд наверх, на панцирь, маячащий где-то на краю периферического зрения, безразлично кивнут, узнавая, — и бегут себе по своим делам, не обращая на него никакого внимания. «Это всего лишь Черепаха». Ничего нового. Так проходит мирская слава.

Двадцать лет назад все было по-иному. Он стал первым тузом, который открыто показался на публике после долгих десяти лет гонений, и все, что бы он ни сказал или ни сделал, мгновенно обретало известность. Газеты посвящали Черепахе целые полосы, а когда он пролетал наверху, ребятишки кричали и показывали на него пальцами, и все глаза устремлялись в его направлении. Восторженные толпы бурным ликованием встречали его на пожарах, парадах и в общественных местах. В Джокертауне мужчины срывали с себя маски, приветствуя его, а женщины посылали воздушные поцелуи, когда он пролетал мимо.

Том был настоящем героем Джокертауна. Он скрывался в бронированном панцире и никогда никому не показывал своего лица, поэтому многие джокеры считали его одним из них и любили его за это. Эта любовь зиждилась на лжи или по меньшей мере на заблуждении, и временами его мучила совесть, но в ту пору джокеры отчаянно нуждались именно в таком — своем — герое, и потому он не стал пресекать эти слухи. Том так и не вышел из своего панциря, чтобы поведать публике, что в действительности он туз, и в какой-то момент — он не мог бы сказать точно, когда именно, — миру стало безразлично, кто или что скрывается внутри панциря Черепахи.

В настоящее время в одном только Нью-Йорке насчитывалось семьдесят-восемьдесят тузов, а возможно, даже и все сто, а он так и остался все тем же старым Черепахой. Теперь у Джокертауна появились настоящие герои-джокеры: Странность, Тролль, Квазичеловек, Сплетенные Сестрички и многие другие тузы, которые не страшились открыть свое лицо миру. Долгие годы Том мучился угрызениями совести за то, что принимал поклонение джокеров незаслуженно, но стоило ему лишиться этого поклонения, как он осознал, что скучает по нему.

Пролетая над парком Сары Рузвельт, Том заметил джокера с козлиной головой, который сидел на корточках у постамента красной стальной абстракции, возведенной в память о погибших в Великом джокертаунском восстании тысяча девятьсот семьдесят шестого года. Джокер поднял голову и уставился на панцирь с явным восторгом. Может быть, его все-таки не совсем еще позабыли? Том увеличил изображение на экране, чтобы получше разглядеть своего почитателя. И только тогда заметил струйку слюны, стекающую изо рта джокера, и отсутствующее выражение в маленьких черных глазках.

Он включил микрофон.

— Эй, приятель, — позвал он через громкоговорители. — С тобой все в порядке?

Человек-козел бесшумно зашевелил губами.

Том вздохнул. Он потянулся своим сознанием и без усилий поднял джокера в воздух. Человек-козел даже не сопротивлялся. Он просто смотрел куда-то вдаль, а изо рта у него все так же текла слюна. Том перенес его к себе под брюхо и полетел к Саус-стрит.

Когда они долетели, он осторожно опустил человека-козла между двумя выщербленными каменными львами, которые охраняли крыльцо джокертаунской клиники, и повысил громкость.