Книга Ловкач и Хиппоза - Сергей Белошников

– Ночь нежна, – сказал он.

– Да, любимый, – откликнулась я и уснула.

* * *

Я услышала противный писк будильника в его наручных часах. Но я не в силах была открыть глаза. Почувствовала, как он зашевелился. Потом моей щеки коснулись его губы, и он горячо выдохнул:

– Спи.

Я снова провалилась в сон, а в следующий раз проснулась оттого, что он тормошил меня за плечо.

– Что опять случилось? – прошептала я, не открывая глаз.

– Открой глаза, я хочу тебе кое-что сказать.

– А сколько времени?

– Четверть десятого. Ну, проснись же.

Я еле-еле смогла разлепить налитые свинцом (золотом?) веки. Он стоял у дивана, уже полностью одетый, в своей неизменной пилотской куртке.

– Лена, мне надо ненадолго уйти. А ты вот что – на телефонные звонки не отвечай ни в коем случае. Если мне понадобится позвонить, то я это сделаю с прозвонкой: два звонка – и сразу отбой. И потом снова. Потом еще раз. Вот только тогда, на третий раз, и снимай трубку. Ты меня поняла? Поняла?

– Конечно, – с трудом выговорила я. – Мы в школе с мальчишками так же созванивались. Ты спал?

– Да, – ответил он, но я знала, что он соврал. Не спал он ни минуты, я слышала сквозь сон. – Ты что, поехал бандюгам золото отдавать?

– Нет, – улыбнулся он. – Я его здесь оставил. Я по другим делам поехал.

– Врешь ты все, Ловкач, – сказала я, снова закрывая глаза.

– Не вру. Оно на кухне, на окне, под газетами.

– Ну, ладно, верю, верю. Пока, – сказала я. – Возвращайся скорей.

– Я на всякий случай тут тебе запасные ключи оставляю.

Возле моей головы что-то звякнуло.

– Зачем? – пробормотала я.

– На всякий случай. У меня один замок изнутри только ключом открывается.

Он поцеловал меня. Потом я услышала, как защелкали пресловутые замки и чуть слышно хлопнула входная дверь. И я снова с головой нырнула под теплое одеяло.

Но вместе с его уходом ушел и сон. Я еще поворочалась, поворочалась и поняла, что мое пробуждение неизбежно, как восход сонца. Делать было нечего, и я, потирая глаза кулаками, встала и поплелась в ванную. Там меня ждал сюрприз. Моя футболка и джинсы, тщательно выстиранные, висели на батарее рядом с гольфами и трусиками. Тут же стояли мои вымытые кроссовки и на них лежали тщательно вычищенные стельки. К тому же в кроссовки он напихал старых газет, чтобы они поскорее высохли.

Я была потрясена и тронута до глубины души, если не сказать больше. Чтобы мужик так ухаживал за барышней, с которой знаком всего двое суток и разок переспал? А что же тогда будет дальше, мадемуазель Романова?..

Я приняла душ, потом натянула джинсы. Футболку я не стала надевать, осталась в его рубашке – она сохраняла его запах, потому что всю нашу короткую совместную ночь пролежала где-то под его телом. Я прошла на кухню. За окном снова шел дождь. Я быстро вскипятила воду в чайнике. Попила чаю и доела вчерашний рулет. Кстати, я проверила: действительно, на широченном кухонном подоконнике среди пустых банок и бутылок стопкой лежали пожелтевшие газеты, переложенные какими-то пыльными сушеными травами. А под газетами я обнаружила четыре деревянных ящичка с золотыми слитками, так же прикрытые травами: сразу и не заметишь. В ящичках мирно покоились все шестнадцать брусочков. Если не поднять газеты и травы – ни в жизнь не догадаешься, что здесь лежит минимум четыреста пятьдесят тысяч гринов. Верный принцип – прятать лист в лесу.

Я вынула один слиток из верхнего ящичка и покачала на ладони. Здорово. У меня возникла одна интересная мысль, еще не оформившаяся окончательно. И я стала эту мысль активно думать. А думаю я активно только тогда, когда занимаюсь не менее активным делом. Лучше всего физическим трудом, который не мешает размышлять.

Поэтому я взялась за уборку. Это, конечно, был чистой воды идиотизм – с минуты на минуту Саша должен был вернуться, и мы бы все равно отсюда уехали. Но я должна была хоть как-то отплатить ему заботой за заботу.

Я убрала постельное белье, на коленях залезла на диван и стала стирать с полок пыль. Подравнивала запихнутые кое-как книги. Мурлыкала себе под нос какую-то мелодию и напряженно думала. На нижней полке на стоящих книгах я обнаружила толстую пачку разноформатных фотографий. Поколебавшись недолго, я их вытащила с полки. Конечно, это было не очень вежливо, но ведь мы теперь были не чужие – так я себя успокоила. И, отложив тряпку, по-турецки уселась на диване. Быстро проглядела снимки. А потом принялась раскладывать их по дивану, как пасьянс. Некоторые фотографии были любительские, некоторые, кажется, профессиональные; на каких-то я сразу узнавала Сашу, на каких-то – с большим трудом. Кое-где – просто догадывалась, что это он. Несколько снимков я поменяла местами. Посмотрела на разложенные фотографии.

Маленький мальчик в белом костюмчике с бантом испуганно смотрит в объектив, сидя между женщиной и мужчиной, и все они улыбаются. Тот же мальчик, но уже в школьной форме. Стоит, держит в одной руке большой букет цветов, а в другой – портфель. Палатка. Возле нее подростки. Дымится костерок. А на переднем плане смеется мальчишка лет тринадцати-четырнадцати. Высоко поднял кукан с огромной щукой. Тоже он, Саша. Уже вполне узнаваем.

На следующей фотографии трое юношей, все в одинаковых вытертых джинсах и джинсовых куртках, сидят на ступенях лестницы возле МГУ. У всех – волосы до плеч, улыбки, а Саша – везде в центре. Каждый поднял руку с растопыренными в форме буквы "V" пальцами: Victory. Победа.

В это время раздался телефонный звонок. Я замерла с фотографией в руке. Один звонок. Второй. Третий…

Телефон продолжал звонить.

Я скривилась и показала телефонному аппарату кукиш. Кукиш, правда, получился не очень качественный, потому что в пальцах правой руки я держала очередной снимок. Телефон понадрывался-понадрывался и замолчал. Выдохся.

Я положила рядком сразу несколько снимков, на которых Саша был в армейской форме, кажется, воздушного десантника: комбинезон, лихо заломленный берет, автомат в руках, брови грозно сдвинуты. Но мальчишеская улыбка кое-где все равно лезет. И тут же я разложила много других снимков. Я никогда там не была, но сразу же догадалась, где эти снимки были сделаны. Афганистан. Содаты, горы, танки, пыль, камни… Горящий бензовоз. Саша, сидящий на валуне. В бронежилете, автомат на коленях и голова перевязана. Вот так-то, милая, а он ни словом об этом не обмолвился. А почему, собственно говоря, он должен был тебе об этом рассказывать?..

Потом было три фотографии, на которых Саша был в черном свадебном костюме. Волосы покороче, чем раньше, до армии. Невеста в фате. Мне показалось, что она чем-то неуловимо напоминает меня. Может быть, улыбкой? Я посмотрела на себя в небольшое круглое зеркало, висевшее на стене над диваном. Точно, улыбкой. Но у меня лучше.